Языковая норма (норма литературная) - это правила использования речевых средств в определенный период развития литературного языка, то есть правила произношения, словоупотребления, использования традиционно сложившихся грамматических, стилистических и других языковых средств, принятых в общественно-языковой практике. Это единообразное, образцовое, общепризнанное употребление элементов языка (слов, словосочетаний, предложений).
Норма обязательна как для устной, так и для письменной речи и охватывает все стороны языка.
Различают нормы : орфоэпические (произношение), орфографические (написание), словообразовательные, лексические, морфологические, синтаксические, пунктуационные.
Языковые нормы - явление историческое, они меняются. Источники изменения норм литературного языка различны: разговорная речь; местные говоры; просторечие; профессиональные жаргоны; другие языки. Изменению норм предшествует появление их вариантов, которые реально существуют в языке на определенном этапе его развития, активно используются его носителями. Варианты норм отражаются в словарях современного литературного языка.
К основным источникам языковой нормы относятся словари. Показатели различных нормативных словарей дают основание говорить о трех степенях нормативности:
- норма I степени - строгая, жесткая, не допускающая вариантов; - норма II степени - нейтральная, допускает равнозначные варианты; - норма III степени - более подвижная, допускает использование разговорных, а также устаревших форм.
Вопрос 9. Орфоэпические нормы. Особенности русского ударения.
Орфоэпия (от греч. orthos прямой, правильный и epos речь) – совокупность правил, которые в отличие от орфографии определяют произносительные нормы устной речи и обеспечивают единообразное и обязательное для всех грамотных носителей языка звучание всех языковых единиц в соответствии с особенностями языковой фонетической системы, а также единообразное произнесение тех или иных языковых единиц в соответствии с исторически сложившимися и закрепившимися в общественной языковой практике нормами произношения.
Орфоэпические нормы определяют употребление звуков (фонем), порядок их следования в слове, т. е. нормативный фонемный состав слова.
Орфоэпические нормы называют также литературными произносительными нормами, так как они обслуживают литературный язык, то есть язык, на котором говорят и пишут культурные люди. Литературный язык объединяет всех говорящих по-русски, он нужен для преодоления языковых различий между ними. А это значит, что у него должны быть строгие нормы: не только лексические – нормы употребления слов, не только грамматические, но и нормы орфоэпические. Различия в произношении, как и другие языковые различия, мешают людям при общении, переключая их внимание с того, о чем говорится, на то, как говорится. В каждом языке действуют свои фонетические законы, по которым произносятся слова. Орфоэпические нормы определяют выбор произносительных вариантов – если фонетическая система в данном случае допускает несколько возможностей. Так, в словах иноязычного происхождения в принципе согласный перед буквой может произноситься как твердо, так и мягко, при этом орфоэпическая норма иногда требует твердого произношения, иногда мягкого. Орфоэпическая норма предписывает говорить коне(шн)о, а не коне(чн)о. Орфоэпия включает также нормы ударения.
Ударение.
Ударение в русском языке свободное, что отличает его от некоторых других языков, в которых ударение закреплено за каким-то определенным слогом. Например, в английском языке ударным бывает первый слог, в польском - предпоследний, в армянском, французском - последний. В русском языке ударение может падать на любой слог, поэтому его называют разноместным. Сопоставим ударение в словах: компас, добыча, документ, медикамент. В этих словах ударение соответственно падает на первый, второй, третий, четвертый слоги. Разноместность его делает ударение в русском языке индивидуальным признаком каждого отдельно взятого слова.
Кроме того, ударение в русском языке бывает подвижным и неподвижным. Если в различных формах слова ударение падает на одну и ту же часть, то такое ударение является неподвижным (берегу, бережёшь, бережёт, бережём, бережёте, берегут - ударение закреплено за окончанием). Ударение, меняющее свое место в разных формах одного и того же слова, называется подвижным (прав, правы, права; могу, можешь, могут).
Большая часть слов русского языка имеет неподвижное ударение.
Ударение имеет большое значение в русском языке и выполняет различные функции. От ударения зависит семантика(значение) слова (хло пок - хлопок ). Оно указывает на грамматическую форму. Наконец, ударение помогает различать значение слов и их формы. Сложность в определении места ударения в том или ином слове возрастает, поскольку для некоторых слов существуют варианты ударений. Целый ряд вариантов ударения связан с профессиональной сферой употребления. Есть слова, специфическое ударение в которых традиционно принято только в узкопрофессиональной среде, в любой другой обстановке оно воспринимается как ошибка. В публичных выступлениях, деловом общении, обиходной речи довольно часто наблюдается отклонение от норм литературного языка. Ошибки в ударении могут привести к искажению смысла высказывания.
Важнейшим признаком литературного языка является нормирован- ность - обязательное следование языковым нормам, правилам, регламентирующим использование языковых единиц (слов, словосочетаний и др.). Нормированность регулирует и устную (как правильно говорить), и письменную (как правильно писать) формы речи.
Языковая норма - это общепринятый образец употребления языковых единиц, характерный для определенного периода развития литературного языка. Как синонимы к этому термину используются варианты «норма», «литературная норма», «норма литературного языка».
Языковая норма предписывает, как ставить ударение в словах, как произносить звуки и их сочетания, как сочетать слова в предложении, какие окончания слов выбирать, как строить предложения и составлять тексты. Иными словами, языковая норма проявляется на всех уровнях языка, от фонетического (звуко-буквенного) до текстового. Знание норм русского литературного языка и следование им позволяет избежать ошибок в устной и письменной речи.
С одной стороны, норма обусловлена внутренними законами развития языка, с другой - традициями общества, тем, что им признается, одобряется. Таким образом, литературные нормы поддерживаются речевой практикой и отражают закономерные процессы, происходящие в языке.
Литературные нормы не устанавливаются учеными-лингвистами или составителями словарей, отдельными писателями или общественными деятелями. Основным источником литературной нормы является языковой (речевой) материал: художественные и публицистические произведения, общепринятое современное употребление, закрепленное в речи образованных людей. Все данные, касающиеся современного языкового употребления, обобщаются и анализируются специалистами. Полученные результаты поступают в Институт русского языка Российской академии наук, где и происходит окончательный отбор и фиксация закономерных, устойчивых особенностей употребления языковых единиц.
Таким образом, нормы литературного языка - это единообразные, закрепленные в речевой практике образованных людей правила произношения, образования и употребления слов, использования грамматических и стилистических средств, т.е. правила образцового использования единиц языка в речи.
Функции языковых норм связаны прежде всего с сохранением литературного языка, так как они:
- 1) обеспечивают целостность, общепонятность литературного языка (в отличие от диалектов, арго);
- 2) защищают литературный язык от проникновения жаргонизмов, диалектизмов, просторечия;
- 3) позволяют языку выполнить аккумулятивную функцию - функцию накопления и хранения культуры.
Основные признаки норм литературного языка: общеобязательность, общеупотребительность, распространенность, стабильность, устойчивость, соответствие возможностям языковой системы.
Норма нс делит средства языка на «хорошие» и «плохие» - она указывает на их коммуникативную целесообразность. Очевидно, что употребление нелитературных элементов (просторечных слов, жаргонизмов) нецелесообразно в ситуации официального общения, и т.п.
В зависимости от аспекта нормирования языкового употребления выделяются разные типы норм.
1. По языковому статусу нормы делятся на языковые, текстовые и коммуникативные (рис. 1.2).
Рис. 1.2.
Языковые нормы регулируют правила использования языковых единиц разных уровней. Это нормы ударения и произношения слов, лексические нормы, грамматические нормы (морфологические и синтаксические), нормы правописания и др.
Текстовые нормы регулируют правила создания текстов разных стилей и жанров. Это функционально-стилистические, жанровые, композиционно-структурные и другие нормы.
Коммуникативные нормы регулируют речевое взаимодействие людей в рамках речевой ситуации. Это нормы речевого этикета, национальнокультурные нормы, правила речевого/коммуникативного взаимодействия и др.
2. По степени строгости нормы делятся с учетом допустимости вариантов на императивные и диспозитивные.
Рис. 1.3.
Императивные нормы не допускают наличия вариантов употребления языковых единиц, это нормы строгие, обязательные, например: ходатайство (ходатайство - ошибка в ударении); класть (дожить - ошибка в образовании формы слова).
Диспозитивные нормы - нормы, допускающие использование вариантов употребления языковых единиц: одновременный и одновременный (нормативны оба варианта постановки ударения); свойственен и свойствен (нормативны обе грамматические формы).
3. По сфере употребления норма может быть общеупотребительной или ограниченной по сфере употребления.
Рис. 1.4.
Норма общеупотребительная - норма, обозначающая наиболее распространенные, всеми употребляемые языковые единицы: помочь, сказать, дать задание.
Норма, ограниченная по сфере употребления, - норма, ограничивающая употребление языковых единиц рамками определенного функционального стиля (см. более подробно в разделе И): оказать помощь (книжн.), уведомить (офиц.), озадачить (разг., шутл.).
4. По временному признаку норма делится на «старшую » и «младшую» (рис. 1.5).
Рис. 1.5.
«Старшая» норма - вариант языкового употребления, изначально являющийся нормативным: нормировать, достато[шн]ый, банкнот (м.р.).
«Младшая» норма - вариант, признанный нормативным наряду с существующим (первоначальным) вариантом языкового употребления: нормировать, достато[чный, банкнота (ж.р.).
Процесс появления новых вариантов употребления языковых единиц свидетельствует о том, что норма при всей ее устойчивости с течением времени может измениться. Сейчас никто не говорит музыка, дружит, му зэ]й, конфект]ы, хотя в XIX в. это были единственно верные варианты. Процесс изменения нормы носит длительный характер, так как быстрым изменениям препятствует стабильность, устойчивость нормы, и закрепление нового варианта в литературном языке происходит поэтапно (табл. 1.4). Продолжительность каждого этапа составляет несколько десятилетий.
Таблица 1.4
Этапы развития норм
|
Вариант А |
Вариант Б |
|
|
Единственно правильный, заключён, обеспечение, премирование |
Ошибочный вариант: заключен, обеспечение, премирование |
|
|
Преобладает в речевом использовании: нормировать, одновременный, включён |
Становится допустимым, регулярно встречается в речи образованных людей: нормировать , од поврем ённ ый, включен |
|
|
Остается допустимым, но носит устаревший характер: иначе, заводский |
Преобладает в речевом использовании: иначе, заводской |
|
|
Носит ошибочный характер, исчезает из речевого использования: наградный, варит |
Единственно правильный: наградной, варит |
Медленное развитие языковой нормы обеспечивает ее стабильность, устойчивость, несмотря на некоторую подвижность, историческую изменчивость. Консерватизм нормы рассматривается специалистами как своеобразный фильтр, который препятствует быстрым, случайным изменениям правил языкового употребления и способствует сохранению литературного языка.
Появление нового варианта языкового использования не означает, что данный вариант впоследствии обязательно получит статус нормативного
(см., например, длительно существующие ошибочные варианты постановки ударения в словах средства , алкоголь). Кроме того, не всегда первоначальный вариант с течением времени уходит из широкого употребления. Например, слово кофе в 1980-1990-х гг. стало употребляться преимущественно как существительное среднего рода, хотя нормативный вариант закреплял форму мужского рода. В словари даже были внесены изменения, свидетельствующие о возможности вариативного употребления слова. Можно было предположить, что через 20-30 лет основным вариантом будет именно форма среднего рода. Однако современная речевая практика поддерживает первоначальный вариант, который лишь на несколько десятилетий уступил место в широком употреблении. Слово кофе сейчас используется носителями языка как существительное мужского рода, вариант крепкое кофе воспринимается как ошибочный.
Совершенно очевидно, что описание правил употребления языковых средств, внесение изменений, получивших статус нормативных, в словари и справочники является сложным и не всегда однозначным процессом.
Процесс фиксации нормы называется кодификацией. Наличие разработанных на научной основе языковых норм, регулирующих употребление языковых единиц в письменной и в устной речи, закрепление этих норм в справочных изданиях называется нормированностью, или кодифициро- ванностью.
С выработки правил употребления языковых единиц, с фиксации этих норм и начинается становление литературного языка. Постепенно процесс кодификации приобретает системный характер и охватывает все уровни языка - от звукового до текстового, что отражается в появлении разноаспектных лингвистических словарей и справочников. Наличие богатой справочной литературы, описывающей литературный язык, свидетельствует о его высоком уровне развития. В связи с этим кодифицирован- ность считается одним из важных признаков литературного языка.
Языковая норма – это общепринятое употребление языковых средств: звуков, ударения, интонации, слов, синтаксических конструкций.
Основные свойства языковой нормы:
- объективность – норма не придумывается учеными, не предписывается ими;
- обязательность для всех носителей языка;
- устойчивость – если бы нормы не были устойчивыми, легко подвергались различным воздействиям, связь между поколениями была бы нарушена; устойчивость норм обеспечивает преемственность культурных традиций народа, развитие национальной литературы;
- историческая изменчивость – поскольку язык развивается, постепенно изменяются и языковые нормы под влиянием разговорной речи, различных социальных и профессиональных групп населения, заимствований и др.
Общество сознательно заботится о сохранении языковых норм, что находит отражение в процессе кодификации – упорядочения языковых норм. Важнейшим средством кодификации являются лингвистические словари, справочники, учебные пособия, из которых мы можем почерпнуть информацию о правильном употреблении языковых единиц.
По отношению к литературной норме выделяется несколько типов речи, например:
- элитарная речь, которая характеризуется соблюдением всех литературных норм, владением всеми функциональными стилями русского языка, переходом от одного стиля к другому в зависимости от сферы общения, соблюдением этических норм общения, уважения партнера;
- литературная речь среднего уровня, которой владеет большая часть интеллигенции;
- литературно-разговорная речь;
- разговорно-фамильярный тип речи (обычно речь на уровне семьи, родственников);
- просторечная речь (речь необразованных людей);
- профессиональная речь.
Орфоэпические нормы – это совокупность правил, устанавливающих единообразное произношение. Орфоэпия в собственном смысле слова указывает, как должны произноситься те или иные звуки в определенных фонетических положениях, в определенных сочетаниях с другими звуками, а также в определенных грамматических формах и группах слов или даже отдельных словах, если эти формы и слова имеют свои произносительные особенности.
Лексические нормы – это правила употребления слов в соответствии с их значениями и возможностями сочетаемости.
Морфологические нормы – это правила образования слов и форм слова.
Морфологические нормы многочисленны и касаются употребления форм разных частей речи. Эти нормы отражены в грамматиках и справочниках.
Синтаксические нормы – это правила построения словосочетаний и предложений.
Стилистические нормы – этот правила выбора языковых средств в соответствии с ситуацией общения.
Многие слова русского языка имеют определенную стилистическую окраску – книжную, разговорную, просторечную, что определяет особенности их использования в речи.
Разумеется, не следует забывать и о нормах правописания, которым больше всего внимания уделяется в школьном курсе русского языка. К ним относятся орфографические нормы – правила написания слов и пунктуационные нормы – правила постановки знаков препинания.
Языковые нормы - явление историческое. Изменение литературных норм обусловлено постоянным развитием языка. То, что было нормой в прошлом столетии и даже 15-20 лет назад, сегодня может стать отклонением от нее. Например, в 30-40-е гг. употреблялись слова дипломник и дипломант для выражения одного и того же понятия: «студент, выполняющий дипломную работу». Слово дипломник было разговорным вариантом слова дипломант. В литературной норме 50- 60-х гг. произошло разграничение в употреблении этих слов: прежнее разговорное дипломник теперь обозначает учащегося, студента в период защиты дипломной работы, получения диплома. Словом дипломант стали называть преимущественно победителей конкурсов, призеров смотров, состязаний, отмеченных дипломом (например, дипломант Всесоюзного конкурса пианистов, дипломант Международного конкурса вокалистов).
Изменилась и норма употребления слова абитуриент . В 30- 40-е гг. абитуриентами называли и тех, кто оканчивал среднюю школу, и тех, кто поступал в вуз, так как оба эти понятия в большинстве случаев относятся к одному лицу. В послевоенные годы за оканчивающими среднюю школу закрепилось слово выпускник , а слово абитуриент в этом значении вышло из употребления. Абитуриентами стали называть тех, кто сдает вступительные экзамены в вузе и техникуме.
Интересна в этом отношении история слова диалектический . В XIX веке оно было образовано от существительного диалект и означало «принадлежащий к тому или иному диалекту». От философского термина диалектика также образовалось прилагательное диалектический . В языке появились омонимы: диалектический (диалектическое слово) и диалектический (диалектический подход). Постепенно слово диалектический в значении «принадлежащий к тому или иному диалекту» устарело, было заменено словом диалектный, а за словом диалектический закрепилось значение «свойственный диалектике; основанный на законах диалектики».
Со временем изменяется и произношение. Так, например, у А. С. Пушкина в его письмах встречаются слова одного корня, но с разным написанием: банкрота и банкротство . Чем это объяснить? Можно подумать, что поэт описался или допустил ошибку. Нет. Слово банкрот было заимствовано в XVIII веке из голландского или французского языка и первоначально в русском языке звучало банкрут . Аналогичное произношение имели и производные: банкротство, банкротский, обанкротиться. Во времена Пушкина появляется произносительный вариант с «о» вместо «у». Можно было говорить и писать банкрут и банкрот . К концу XIX века окончательно победило произношение банкрот, банкротство, банкротский, обанкротиться . Это стало нормой.
Изменяются не только лексические, орфографические, акцентологические, но и морфологические нормы. Возьмем для примера окончание именительного падежа множественного числа имен существительных мужского рода:
огород - огороды, сад - сады, стол – столы, забор - заборы, рог -рога, бок - бока, берег - берега, глаз - глаза.
Как видим, в именительном падеже множественного числа существительные имеют окончание -ы или -а . Наличие двух окончаний связано с историей склонения. Дело в том, что в древнерусском языке, помимо единственвого и множественного, было еще двойственное число, которое употреблялось в том случае, когда речь шла о двух предметах: стол (один), стола (два), столы (несколько). С 13 века эта форма начинает разрушаться и постепенно устраняется. Однако следы ее обнаруживаются, во-первых, в окончании именительного падежа множественного числа существительных, обозначающих парные предметы рога, глаза, рукава, берега, бока, во-вторых, форма родительного падежа единственного числа имея существительных при числительных два (два стола, два дома, два забора) исторически восходит к форме именительного надежа двойственного числа. Это подтверждается различием в ударении; два часа я часа не прошло, в два ряда и вышел из ряда .
После исчезновения двойственного числа наряду со старым окончанием -ы у существительных мужского рода в именительном падеже множественного числа появилось новое окончание -а , которое как более молодое стало распространяться и вытеснять окончание -ы .
Так, в современном русском языке поезд в именительном падеже множественного числа имеет окончание -в , в то время как в XIX веке нормой было -ы . «Поезды на железной дороге останавливаются по причине больших выпавших снегов на четверо суток», - писал Н. Г. Чернышевский в письме отцу 8 февраля 1855 г. Но не всегда окончание -а побеждает старое окончание -ы . Например, слово трактор было заимствовано в XX веке из английского языка, в котором traktor - суффиксальное производное от латинского traho , trahere - «тянуть, тащить». В 3-м томе «Толкового словаря русского языка», вышедшем в 1940 г., как литературная форма признается только тракторы, а окончание на -о (трактора) считается просторечной. Через двадцать три года выходит 15-й том «Словаря современного русского литературного языка». В нем обе формы (тракторы и трактора) даются как равноправные, а еще через двадцать лет «Орфоэпический словарь русского языка» (1983 г.) окончание -о ставит на первое место как более распространенное. В других случаях форма именительного падежа множественного числа на -а так и остается за пределами литературного языка, квалифицируется как неправильная (инженера) или жаргонная (шофера).
Источники изменения норм литературного языка различны: живая, разговорная речь; местные говоры; просторечие; профессиональные жаргоны; другие языки.
Изменению норм предшествует появление их вариантов, которые реально существуют в языке на определенном этапе его развития, активно используются его носителями. Варианты норм отражаются в словарях современного литературного языка.
Например, в «Словаре современного русского литературного языка» как равноправные фиксируются акцентные варианты таких слов, как нормировать и нормировать, маркировать и маркировать, мышление и мышление. Некоторые варианты слов даются с соответствующими пометами: творог и (разг.) творог, договор и (прост.) договор. Если же обратиться к «Орфоэпическому словарю русского языка» (М., 1983), то можно проследить за судьбой этих вариантов. Так, слова нормировать и мышление становятся предпочтительными, а нормировать и мышление имеют помету «доп.» (допустимо). Из вариантов маркировать и маркировать становится единственно правильным маркировать. В отношении творог и творог норма не изменилась. А вот вариант договор из просторечной формы перешел в разряд разговорной, имеет в словаре помету «доп.».
Показатели различных нормативных словарей дают основание говорить о трех степенях нормативности:
норма 1 степени - строгая, жесткая, не допускающая вариантов;
норма 2 степени - нейтральная, допускает равнозначные варианты;
норма 3 степени - более подвижная, допускает использование разговорных, а также устаревших форм.
Историческая смена норм литературного языка - закономерное, объективное явление. Оно не зависит от воли и желания отдельных носителей языка. Развитие общества, изменение социального уклада жизни, возникновение новых традиций, совершенствование взаимоотношений между людьми, функционирование литературы, искусства приводят к постоянному обновлению литературного языка и его норм.
По свидетельству ученых, процесс изменения языковых норм особенно активизировался в последние десятилетия.
Языковые нормы развиваются в языке по внутренним законам, присущим системе языка, а также под воздействием внешних условий жизни общества, которые ускоряют, или замедляют, или вносят те или иные коррективы в развитие языка. Нормы эти развиваются в обществе стихийно, в практике общественной жизни. В литературном языке на определенном уровне развития общества – эти нормы могут сознательно регламентироваться, иначе, кодифицироваться (термин «кодификация» предложен чешским лингвистом Б. Гавранеком), например в специальных словарях и грамматиках. Кодификация языковых явлений не отрицает возможности вариантности. Существующие варианты, по мнению Р.И. Аванесова , если они признаются целесообразными, при кодификации оцениваются со стилистической точки зрения: одни из них признаются свойственными высокому стилю, книжному языку или языку поэтическому, другие – разговорной речи и т.д.
Сознательное регулирование языкового развития имеет в наше время особенно важное значение. В век стремительного движения науки, переворота общественного сознания, нового отношения к языку, который является не чем-то обособленным от человека, а частью человека, отражением мира «Действительное», а потому вмещающим в себя все то, что есть в каждом индивидууме, в обществе (т.к. из единиц сознания отдельных людей складывается общая картина реальности), появляется необходимость как-то вмешаться в речевую практику, урегулировать языковую вариативность. Можно говорить о том, что из-за обилия вариантов языкового выражения одного и того же явления и возникает острая проблема нормы и кодификации. И решать ее путем искусственного устранения, точнее умалчивания, той формы, которая представляется менее значимой (правильной или эстетически приемлемой), можно лишь на начальной стадии обучения языку. Более глубокое освоение родной речи не мыслится без анализа и характеристики реально существующих вариантов литературной нормы. Этим и занимаются нормализаторы.
Практическая нормализация русского языка началась, в сущности, с возникновения письменности. Иное дело – теоретическая нормализация, теория и практика культуры речи в собственном смысле слова. Начало такой работы связано с составлением первых грамматик, риторик и словарей, с описанием в учебных целях систем литературного образцового языка, его норм и функциональных стилей.
В истории культуры речи и национальной русской культуры вообще особое место принадлежит М.В. Ломоносову, убежденному стороннику нормализации русского языка. В области русской филологии М.В. Ломоносов – создатель научной грамматики русского языка, основоположник работ по стилистике и поэтике, ораторскому искусству, теории прозы и стихосложения. Труды М.В. Ломоносова, и в первую очередь «Российская грамматика» и «Риторика», заложили основы нормативной грамматики и стилистики русского языка. Работа эта была продолжена рядом замечательных русских языковедов – А.Х. Востоковым, Ф.И. Буслаевым, К.С. Аксаковым, Я.К. Гротом, А.А. Потебней и др.
Пособия и грамматики XIX века нередко носили в основном закрепительно-пуристический характер, «противоречили в своих практических рекомендациях духу народного словоупотребления, живому чутью образованных и демократически настроенных русских людей [Скворцов 1984].
В дореволюционный период «отдельными и жалкими островками» (Л.И. Скворцов) выглядели и миниатюрные словари неправильностей (В. Долопчева, К. Зеленецкого, И. Огиенко и др.), преследующие практические цели. Счастливое исключение составила книга В.И. Чернышева «Правильность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики» (1-е издание – 1909 г., 2-е и 3-е издания – 1913-1915 гг.).
После революции 1917 г. проблемы нормализации русского языка выдвинуты потребностями общества на «передний край» лингвистической науки. Они были прямо связаны с повышением речевой культуры широчайших революционных масс, с задачами приобщения трудового народа к достижениям русской и мировой культуры, с совершенствованием политической пропаганды. В первые послереволюционные годы В.И. Ленин настоятельно добивался создания словаря образцового русского языка «для пользования и учения всех», выступал против порчи русского языка ненужными иноязычными заимствованиями. Ленинский завет был выполнен изданием четырехтомного «Толкового словаря русского языка» под редакцией проф. Д.Н. Ушакова.
В 50-60-е гг. многие языковые тенденции определились достаточно четко, а другие дали заметный результат (это относится в первую очередь к расширению нормативной базы, к заимствованиям в литературный язык из территориальных и социальных диалектов, а также из просторечия и других языков, к роту профессионального слоя лексики в системе литературного языка и др.). В связи с этим уточнялись научные принципы культуры речи: объективная и нормативная точка зрения на язык, строгое разграничение теории и практики кодификации (как нормализаторской деятельности) и нормы (объективно-исторического явления)и многое другое. Была издана «грамматика русского языка» АН СССР (т.1-2, М., 1952-1954), вышел в свет «Словарь современного русского литературного языка» в 17-ти томах (М.-Л., 1950-1965).
Внимание языковедов всегда привлекало теоретическое осмысление и исследование самого понятия литературной нормы как совокупности диалектических свойств устойчивости и подвижности, исторической обусловленности и изменчивости, строгой однозначности и функционально-стилистической обусловленности и т.п. При изучении нормы и ее структуры выдвигается динамический аспект ее понимания и объективной оценки. С позиций динамического подхода норма – это не только результат речевой деятельности, закрепленный в памятниках письменности, культуры, но и создание ин6нноваций в условиях их связи с потенциальными возможностями системы языка, с одной стороны, и реализованными, устоявшимися образцами – с другой. Интерес языковедов к природе литературной нормы вполне закономерен. Языковые нормы в их общественном, культурном бытии, по выражению Л.И. Скворцова, - «это маяк, на который языковой коллектив ориентируется в безбрежном океане речевой деятельности» [Скворцов 1984: 8]. Их изучение, точное описание и закрепление – важная общекультурная задача. А поскольку норма находится под двойным воздействием – со стороны языка, представляющего собой динамическую систему, и узуса, то она неизбежно должна пребывать в состоянии перманентного изменения. Это обстоятельство закономерно выдвигает на передний план ортологических исследований проблему нормативной идентификации языковых фактов, т.е. их оценки как «нормы» или «ненормы». Отсюда ясно, что комплекс вопросов, связанных с кодификацией , под которой понимается фиксация и описание нормы в специальных предназначенных для этого источниках , приобретает не только прикладной, но и концептуальный характер.
Прежде всего теоретической интерпретации требует уточнение соотношения нормы и кодификации. От Пражского лингвистического кружка идет строгое разграничение нормы и кодификации как объекта и его по возможности адекватного отражения, воспринятая большинством исследователей в нашей стране [Виноградов 1996: 132]. При вcей теоретической безукоризненности данного тезиса нужно отметить, что в условиях регулярной и ориентированной на массовую аудиторию кодификации – а именно такой представляется ситуация, сложившаяся в кодификации норм русского литературного языка (ср. едва ли не ежегодное переиздание «Словаря русского языка» С.И. Ожегова и «Орфографического словаря»), она (кодификация) сама становится весьма существенным фактором нормообразования. Это объясняется, во-первых, господствующим на обыденном уровне общественного и индивидуального языкового сознания представлением о данных и рекомендациях словарей как об абсолютной лингвистической истине, а во-вторых, тем, что наиболее влиятельные и авторитетные в языковом отношении носители литературного языка (литераторы, журналисты, редакторы, дикторы, педагоги, филологи в своей профессиональной и речевой деятельности, несомненно, следуют рекомендациям кодифицирующих источников, перенося тем самым норму из словаря в текст, откуда она через некоторое время может быть опять возвращена в словарь. Чтобы избежать этого порочного круга, по мнению С.И. Виноградова, кодификация должна строиться на таких принципах, которые позволили бы ей быть максимально адекватной сложившейся или складывающейся норме. А для этого нужно как минимум, чтобы эти принципы соответствовали сущностным характерам объекта – языковой нормы [там же: 132].
Поскольку наиболее важным свойством нормы является противоречивость, выраженная в одном действии тенденций к устойчивости и изменчивости, то и основными принципами кодификации следует признать разумный лингвистический консерватизм , с одной стороны, и толерантность – с другой [там же]. Очевидно, эти принципы относительно объективного состояния нормы расположены не вполне симметрично. Золотое правило кодификатора можно сформулировать следующим образом: «Плохо отстать от нормы, но еще хуже опередить ее» [там же]. Традиционный вариант еще долго сохраняется в речевой практике носителей данного языка. В то же время кодификация должна способствовать поддержке новых норм.
Существенно различающиеся контрадикторные рекомендации словарей, касающиеся довольно широкого круга факторов, свидетельствуют о том, что пока не выработана единая система нормативной оценки. Поиск универсального критерия нормативности, по мнению С.И. Виноградова, непродуктивен, т.к. «инструментарий определения объективного состояния нормы по необходимости должен представлять собой иерархически организованную структуру ее признаков» [там же: 133]. Господствовавшее ранее положение о том, что норма может иметь только одно основание (в качестве такого основания называли, например, авторитетность источника, традицию, соответствие «просвещенному вкусу»), ушло в прошлое. В современной лингвистике практически общепринятым стало представление о множественности критериев нормативности, хотя исследователи обычно выделяют разные признаки нормы, релевантные, с их точки зрения, для кодификации.
Наиболее отчетливо противопоставление объективности и оценочности в подходе к норме проявилось в теоретико-методологических работах А.М. Пешковского, сформулировавшего объективную (т.е. научную) и нормативную (т.е. оценочную) точку зрения на язык. Объективную норму можно определить как формирование возможностей различной реализации языковых средств, т.е. вариантов, а аксиологическую норму (оценочный аспект) – как принятие этих средств в качестве правильных, образцовых. Данное разграничение имело большое значение для процесса кодификации, потому что на этапе формирования современного русского литературного языка первостепенное значение имел вопрос о том, какой из вариантов кодифицировать в качестве литературного, как отделить продуктивные и полезные новообразования от речевых ошибок, какой из вариантов нужно узаконить.
К.С. Горбачевич полагает, что признание нормативности (правильности) языкового факта опирается на непременное наличие трех основных признаков: 1) регулярную употребляемость (воспроизводимость) данного способа выражения; 2) соответствие этого способа выражения возможностям системы литературного языка с учетом ее исторической перестройки; 3) общественное одобрение регулярно воспроизводимого способа выражения (причем роль судьи в этом случае обычно выпадает на долю писателей, ученых, образованной части общества) [Горбачевич 1989: 32], т.е. исследователь уделяет внимание не только «эстетическому принципу», но внутриязыковым факторам [Горбачевич 1971: 25].
По мнению Р.И. Аванесова, кодификация должна учитывать прежде всего употребительность данного варианта и тенденции языкового развития, т.е. в каком направлении развивается язык. Очень важен учет авторитетных источников. Однако к этому последнему фактору, как полагает Р.И. Аванесов, следует относиться с большой осторожностью, потому что писатели и поэты и раньше и еще больше в наше время допускают отклонения от литературной нормы [Аванесов 1984: 11]). С такой же осторожностью к нормам, взятым из произведений образцовых писателей, относился В.И. Чернышев: «Сами писатели являются для нас авторитетными только в тех случаях, где они не погрешают против общепринятых норм» (цит. по [Скворцов 1984: 44]).
Л.И. Скворцов считает, что перспективность той или иной нормы следует оценивать, исходя из динамических тенденций русского языка. Исследователь выдвигает два условия, которые необходимы, чтобы рекомендовать одну из сосуществующих норм: 1) системная обусловленность , 2) широкая употребительность [Скворцов 1984: 35].
Иными словами, нормативная оценка варьирующихся языковых единиц (а вне вариативности проблемы нормы не существует) исходит из характеристики вариантов с позиций того, что может быть (соответствует системе языка), что было (соответствует традиции) и что есть (отражает речевой узус) [Виноградов 1996: 133].
С.И. Виноградов полагает, что необходимо расширить перечни значимых для кодификации признаков нормы. Исследователь выдвигает следующие критерии: 1) соответствие языкового факта системе литературного языка и тенденциям ее развития (критерий системности ); 2) функциональная мотивированность появления и бытования в языке знака с данным значением, функциями прагматическими свойствами (критерий функциональной мотивированности ); 3) узуальность единицы, ее массовая воспроизводимость в литературных текстах, включая разговорную речь образцовых людей (критерий узуальности ); 4) позитивная общественная оценка языкового факта, его социальная санкционированность (критерий аксиологической оценки ); 5) безусловная нормативность контекста употребления языковой единицы (критерий нормативного окружения ); 6) высокий культурный престиж «использователя» знака (критерий культурогенного употребления ) (подробнее о данных критериях см. [Виноградов 1996]).
Таким образом, критерии нормативности необходимы для процесса отбора, распространения и формирования норм в сфере узуса (отстоявшегося употребления). Эти процессы создают условия для кодификации норм.
Норма проходит длительный путь к своему узакониванию, а кодификация – это именно результат, а до этого – целая цепочка развития нормы, включающая: 1) нормализационный акт установления , 2) функционирование , т.е. процесс массовой речевой практики, в рамках которого создаются условия для 3) спонтанного развития тенденций и норм употребления , отклоняющихся от «установленных» правил, нуждающихся, в свою очередь, в 4) кодификации , в процессе которого лингвист выступает уже не как нормализатор («установитель» в XVIII веке), а именно как кодификатор. И главная задача кодификатора – это объективное описание норм современного русского языка; т.е. кодификация должна опираться на наблюдения над живыми процессами функционирования литературного языка. Это и облегчено и затруднено тем обстоятельством, что кодификатор здесь сам является и свидетелем и участником описываемых языковых процессов, - и неизвестно еще, помогает ли ему в этом его собственной речевой опыт и опыт его среды или нет.
На определенном этапе развития нормы для кодификатора основным становится вопрос о том, когда следует кодифицировать новую или локальную, «выросшую» до всеобщей, норму и когда следует отказаться от старой. Для решения этого вопроса Е.Н. Ширяев предлагает специальную методическую модель экспертной комиссии, способную, с одной стороны, учесть мнение среднего носителя языка, а с другой – нисколько не умалить мнение специалистов и наиболее чутких к языку высокообразованных его носителей, среди которых обычно велик процент консерваторов, приверженцев старых норм [Ширяев 1996: 19].
Экспертная комиссия, по мнению Е.Н. Ширяева, должна состоять из носителей литературного языка, характеризующихся разным отношением к норме. В ее состав следует включить следующие группы, не менее пяти человек в каждой: «консерваторы» (ревнители старых традиционных норм, не склонные к новациям), «нейтралы» (носители литературного языка, в значительной степени склонные к традиционным нормам, но не сопротивляющиеся новшествам), «демократы»(носители литературного языка, допускающие в свою речь все то новое, что, по их мнению не противоречит литературному языку) и группа специалистов по нормам литературного языка.
Каждому члену экспертной комиссии должно быть предложено выбрать из четырех возможных ответов на вопрос нормативности новации: безусловно, допустимо, скорее допустимо, скорее недопустимо, безусловно недопустимо. Ответы на два первых вопроса оцениваются положительными оценками, на два последующих – отрицательными. Мнение специалиста будет весомым в деле кодификации нормы, т.к. он может предвидеть историческую динамику нормы и предугадать отношение разных групп неспециалистов к норме в будущем.
Интерпретация результатов экспертизы может быть такой: положительная оценка дает право новации «на гражданство», нулевая оценка относит решение вопроса о «правах гражданства» на будущее, отрицательная оценка не пускает новацию в речь.
Экспертные оценки позволяют не «на глазок» определять, какие новации стали нормой, а какие еще только допустимы и когда предпочитается старая норма. В этом отношении Е.Н. Ширяев предлагает следующее: если новация набирает более половины положительных баллов, она просто норма, менее - допустимая норма.
Таким образом, внедрение подобной модели экспертной комиссии «в жизнь» сможет предотвратить противоречие, возникающее между стабилизирующим действием кодификации и динамикой языковой нормы, а также устранить недостаток кодификации – направленность ее действия на сохранение устаревающей литературной нормы.
Похожая информация.
Первый тезис, который выдвигает Секст Эмпирик, состоит в том, что в отличие от других искусств (мусических и практических) грамматика не имеет начал, т.е. основополагающих принципов. По его мнению, грамматикам не удается указать постулатов, на которых строится грамматика и из которых непротиворечиво выводится грамматическое рассуждение. Будучи наблюдательным, эмпирическим знанием, грамматика рассматривает и классифицирует факты речевого обихода и на этом строит свои рекомендации. Одно из античных определений грамматики - "грамматика есть эрудиция (знание) большей части того, о чем написано у поэтов и прозаиков" . Рекомендации, идущие от эрудиции в текстах, естественно, отличали грамматику от таких учений, как геометрия, или музыка, или медицина, где на первый план выдвигались основополагающие понятия - постулаты, или, как говорили тогда, начала, из которых выводились другие понятия. Поскольку грамматика основывалась на эрудиции, она сама формулировала свои начала. Это дало Сексту основание критиковать грамматиков.
Далее Секст анализировал природу эрудиции грамматиков. Александрийские грамматики в основание правильной речи клали тексты Гомера и Гесиода. Филологически исследуя разные списки, грамматики составляли критические тексты Гомера и Гесиода. При оформлении критического текста грамматики отбрасывали слова и формы устарелые, диалектные и малопонятные, заменяли их выражениями, более доступными читателю, ориентируясь при этом на речь литературно образованных людей своего времени.
При составлении грамматических руководств грамматики проводили анализ созданного ими критического текста, выбирая из него слова и формы, которые представлялись им наиболее пригодными для современного им литературного употребления. Это дало основание Сексту обвинить грамматиков в произвольном обращении с текстами классиков. По мысли Секста, грамматики не должны устранять варваризмы, авторские неологизмы и историзмы, а обязаны брать тексты классиков и их словесный материал целиком. Извлечение слов и форм из текста Секст посчитал произволом грамматиков, коль скоро они не смогли оправдать принципы своего выбора явно сформулированными исходными положениями.
Грамматики говорили о том, что отбор слов и форм из сочинений классиков они производят на основании знания речевого обихода, с одной стороны, и принципов аналогии - с другой. Секст подверг критике и речевой обиход и принцип аналогии. Речевой обиход он признавал как данность. Но Секст удачно показал, что единого речевого обихода не существует, что, например, обиход греческого языка сильно различается по местностям (диалектная речь) и по роду занятий (речь врачей, речь разных ремесленников, т.е. обиход сфер общения). Речевые различия, как показал Секст, делают невозможным критиковать тексты классиков на основании речевого обихода, так как неизвестно, на основании какого именно обихода критикуется текст, или неясны принципы, на основании которых предпочитается какой-либо вид речи, а поскольку неясен вид речевого обихода, неясно и применение принципа аналогии.
Под аналогией греческие грамматики фактически понимали регулярное словообразование и словоизменение. Нарушение регулярного словообразования и словоизменения они называли аномалией . В каждом виде речи одно и то же слово, выражающее одно и то же понятие, не обязательно изменялось по аналогии. Нередки были случаи, когда в одном речевом обиходе слово изменялось по аналогии, а в другом - по аномалии. Грамматики должны были делать выбор между аналогической или аномальной трактовкой данного слова. Этот выбор фактически опирался на общее понятие системы языка, внутренне присущее грамматике, но явно не сформулированное. Отсутствие формулировки принципов отбора слов и форм дало основание Сексту отвергнуть самую возможность избрания аналогии или аномалии как принципа описания языка. Тем самым были взяты еще раз под сомнение принципы нормализаторской деятельности.
Наконец, Секст подверг критике самую способность грамматиков создавать норму. При неопределенности выбора вида речевого обихода и разбора исключений и регулярных форм основанием выбора становится вкус и предпочтения самого грамматика. Грамматики и не скрывали субъективного фактора в становлении языковой нормы. Секст же утверждал, что субъективный фактор не может присутствовать в науке, целью которой является объективное изображение вещей. Грамматики не в состоянии доказать, что греческий язык, которым пользуются они сами, лучше, чем язык других греков. Ведь греческий язык каждого ученого сформирован каким-то речевым обиходом, а на основании сказанного выше ни один грамматик не может доказать, что его речевой обиход - лучший.
Подвергнув критике субъективный фактор в составлении нормативной грамматики, Секст сделал логический вывод из своих построений: грамматика, поскольку она не имеет начал, не может быть наукой. Не будучи наукой, она не имеет права выводить законы языка. Поэтому норма языка невозможна. Реален лишь речевой обиход, поэтому нужно ему следовать. Но поскольку речевых обиходов много, то следует подчиняться местному или профессиональному обиходу в зависимости от того, где и о чем идет речь. Создание новой нормы означает создание еще одного речевого обихода. Поэтому грамматика невозможна и не нужна как полезная деятельность.
Сочинение Секста "Против грамматиков" интересно прежде всего тем, что разбирает все стороны работы нормализатора - составителя грамматики и тем показывает основной состав нормализаторской деятельности, ее компоненты . Хотя Секст логически доказал, казалось бы, научную беспочвенность деятельности нормализатора, норма греческого языка была все же создана и распространена школой.
Дело в том, что деятельность нормализатора представляет собой конструктивную задачу, которую нужно решать конструктивными средствами, но обязательно опираясь на научные данные. В научную задачу входит необходимость выявить, каков изучаемый предмет (уже данный нам как таковой), а в конструктивную - необходимость построить новый предмет. Так, строитель, прежде чем строить дом, должен располагать определенными знаниями из области геологии, материаловедения, статики сооружений и т.п. Опираясь на данные разных наук, строитель задумывает и строит сооружение. Замысел и строительство не вытекают из этих наук. Они есть предмет и части строительного искусства. Строительное искусство может критиковаться данными разных наук, но само по себе оно является не теорией, а практикой.
Перед первыми грамматиками стояла задача - создать новый общий литературный язык. Эту задачу они понимали как конструктивную и называли свою деятельность искусством грамматики. Однако искусство грамматики, в отличие от строительного искусства, состоит в том, что новый литературный язык не строится на чистом месте (подобно дому), а встраивается внутрь уже сложившихся разнообразных речевых обиходов; при этом ни один из обиходов не должен быть разрушен. Вот почему искусство грамматики рассматривается как 1) отбор языковых средств из числа употребляющихся в разных речевых обиходах и 2) построение из этих средств новой системы правильного языка.
Отбор языковых средств требует всестороннего анализа и критики существующих речевых обиходов. Поэтому построению системы литературного языка предшествует аналитическая деятельность филолога, которая представляет собой необходимую предпосылку работы нормализатора, но не самое существо его работы. Существом работы нормализатора является прежде всего установление нормы литературного языка. Норма избирается в зависимости от объективных и субъективных факторов. Под объективными факторами понимается характер материала, из которого должна быть построена норма. Так, норма может формироваться в условиях, когда уже есть речевой обиход письменности или литературы, когда есть койне. Но норма литературного языка может складываться в условиях существования лишь одних территориальных диалектов. Эти различия весьма существенны. Поэтому первой задачей нормализатора является оценка существующих речевых обиходов.
Оценка речевых обиходов зависит от субъективного фактора в построении нормы. Например, при создании нормы для некоторых языков народов СССР учитывался только состав устной речи и не принимался во внимание письменный и даже литературный речевой обиход. Так, при построении нормы мордовских языков практически не учитывались имевшиеся переводы церковной литературы и даже учебники, так как эта литература признавалась несовершенной.
При построении нормы древнегреческого языка основным видом речевого обихода был литературный язык, при этом александрийские грамматики опирались на наиболее древние тексты Гомера и Гесиода как основанные на эпическом койне. Эти тексты, равно как и их язык, были достаточно известны всем грекам, обладавшим хотя бы минимальным литературным образованием. При этом язык классических текстов известным образом "очищался" нормализаторами.
Иной метод был принят нормализаторами арабского литературного языка (грамматиками басрийской и куфийской школ). Язык Корана был полностью принят нормализаторами. Он не "очищался", а только уточнялся и "развертывался" до полной системы. Это было вызвано тем, что, несмотря на то что язык Корана построен на одном из арабских диалектов, арабские грамматики считали необходимым укрепить и распространить нормы ислама, которые отражены в этом языке. Это значит, что для нормированного языка избран прототип, который был достаточно далек от устной практики не только большинства магометан, но и большинства арабов .
Равным образом, по суждению Шахматова, древне-болгарский язык лег в основание норм старославянского литературного языка и стал, благодаря деятельности нормализаторов и переводам с греческого, основой норм церковнославянского литературного языка (старославянского языка).
Обычно опорный речевой обиход избирается так, чтобы согласовать оптимальным образом критерии общепонятности и высокой культурной значимости. Эти критерии находятся в противоречии между собой. Высокая культурная значимость какого-либо вида речевого обихода (например, обихода философов) предполагает известную недоступность этого языка населению. С другой стороны, "язык базара" (например, торговый малайский) или "язык войска" (например, урду) не отличается культурной значимостью.
Выбор речевого обихода предопределяет отбор элементов языка для создания нормы. В этом выборе нормализатор руководствуется следующими основными соображениями:
1. Общепринятостью, культурной значимостью и общеупотребительностью данного языкового элемента.
2. Перспективностью языкового элемента, т.е. оценкой его будущей употребительности, определяемой его надобностью как единицы средства общения.
3. Системными свойствами элемента: элемент должен "удобно" входить в систему языка. Последнее - исключительно важный критерий, во многом определяющий жизнь этого элемента в будущем. Хорошая система языка должна обладать минимумом правил и исключений из них.
Система языка хорошо входит в употребление, если она построена логично, т.е. обладает минимальным числом запрещающих правил. Вместе с тем "логичная" система имеет тот недостаток, что она как бы сковывает языковое творчество пользующихся языком, особенно в области словопроизводства и синтаксиса. Это особенно бывает заметно в индивидуальной авторской речи. Поэтому допускаются известные нарушения нормы, так называемые поэтические и риторические вольности. 4. Субъективной оценкой смысловыразительных и эстетических достоинств избираемого элемента. Это требование к личности самого нормализатора. Он должен хорошо владеть нормализуемым языком, понимать, как "делается" текст прозаиком и поэтом, обладать особой ассоциативной памятью, быстро восстанавливать в уме значения элементов, их синонимические и паронимические связи, знать контекстное применение языковых элементов. Нормализатор должен быть носителем вкусов общества и признанным знатоком письменных и литературных текстов.
Языковая норма может строиться так, что элементы всех ярусов предпочтительно избираются из одного какого-либо речевого обихода и лишь дополняются системно непротиворечащими элементами из других обиходов. Так, в частности, складывалась норма классического арабского языка, в основе которой лежит диалект племени курейш. Китайский нормативный словарь Эрья построен на языковых элементах тринадцатиканонья (основного канонического свода конфуцианства) и отредактирован Конфуцием.
Но норма может строиться и так, что она будет опираться на разные источники для разных ярусов. Так, русский литературный язык имеет своей основой московское произношение, которое само по себе возникло вследствие смешения южных и северных диалектов, а в области морфологии норма русского языка, помимо русских морфологических форм, насыщена славянизмами, представляющими собой наследие старославянского языка. В английском языке, где германская основа значительно дополнена романскими и греческими заимствованиями, произносительная норма разрабатывалась на основе университетского речевого обихода.
Однако в любом случае произносительная норма является основой для грамматической и словарной нормы, так как с нею согласуются как со своеобразным эталоном морфологические и словарные элементы нормируемого языка. Даже в том случае, когда литературный язык "оторван" от звукового иероглифической графикой (как в китайском языке) и сначала нормируется словарный состав, а затем произношение, норма произношения постоянно мыслится как некий эталон. В китайском языке это выразилось, в частности, в делении иероглифов на фонетически незначимые и фонетически значимые части, что завершило нормирование китай ской письменности.
