Король Франции Людовик Пятнадцатый – фигура в истории неоднозначная. Его можно, сколь душе будет угодно, обвинять в том, что он провел свою жизнь в погоне за удовольствиями, страдал от, практически, патологической страсти к женскому полу (чего только стоит его знаменитый «Олений парк», настоящий гарем, в котором король содержал своих девочек), был обжорой и пьяницей, фактически прожигал, проматывал свою жизнь, но, при этом, если закрыть глаза на все его человеческие слабости, Людовик был королем, во время правления которого, Франция достигла экономического и культурного расцвета. Именно при Людовике Пятнадцатом разворачивается обширное городское строительство, именно при Людовике Пятнадцатом обретают всемирную славу и Монтескье. Как ни крути, но время его правления – это время невероятного подъема Франции на политической арене Европы.
Когда первого сентября 1715 года в семье Людовика Бургундского и Марии-Аделаиды Савойской появился на свет сын Людовик, никто и предположить не мог, что именно он станет королем Франции. Дело в том, что он был пятым в очереди на престол. Во-первых, у Людовика был старший брат, во-вторых, у Людовика был его отец, которому было всего 28 лет, в-третьих, еще был жив и полон сил дедушка, дофин Франции и прямой наследник престола, которому едва выполнилось 45, а в-четвертых, прадедушка новорожденного мальчика, Король – Солнце , действующий король, которому хоть и исполнился 71 год, но он все еще на здоровье не жалуется, довольно крепок и процарствует еще несколько лет. То есть, для того, чтобы стать монархом, ему нужно было пережить четырех людей. Никто никогда не думал, что именно это и произойдет в недалеком будущем. Неожиданно умирает дедушка Людовика, великий дофин, затем и отец, и мать мальчика также скоропостижно скончались. А следом за ними умирает и старший брат. Таким образом, мальчик в два года становится дофином Франции, наследником престола, а едва ему исполняется четыре – и королем Франции, после смерти его прадеда Людовика Четырнадцатого.
Конечно же, править страной в таком юном возрасте было совершенно невозможно, и у мальчика появляется регент – двоюродный дед короля, герцог Орлеанский. Он правит страной вместо маленького Людовика, но традиции и этикет требуют постоянного присутствия короля на всех государственных собраниях, аудиенциях и церковных службах, длящихся часами. Четырехлетний малыш со слезами прятался под кровать, при одном упоминании о том, что и сегодня ему нельзя поиграть, потому что нужно присутствовать на очередном многочасовом дипломатическом приеме. Однажды он потерял сознание прямо во время какой-то церемонии, потому что очень хотел по малой нужде и стеснялся опозориться на людях. Все эти события печального детства короля очень негативно сказались на его психике. Разлученный в семь лет со своей няней, которую он называл мамой, и переданный в руки воспитателя-гувернера, как того требовал этикет, Людовик сильно заболел от нервного переживания. По сути, он был ребенком, которого никто никогда не любил, и до судьбы и переживаний которого никому никакого дела не было.
В тринадцать лет Людовика Пятнадцатого короновали официально. Его регент скончался спустя несколько месяцев после этого события. Власть в стране, фактически, перешла к герцогу Бурбону. Именно он женил короля на дочери бывшего польского короля Станислава – Марии Лещинской. В 1726 году король предпринял попытку забрать власть в свои собственные руки, а, по сути, передал ее кардиналу Флери, правление которого запомнилось двумя разорительными войнами – за австрийское наследство и за польское наследство. В результате польской войны к Франции была присоединена Лотарингия, где отныне правил тесть короля Станислав Лещинский. А вот в австрийской кампании король едва не погиб, чудом оправившись от тяжелой болезни, он и заслужил свое знаменитое прозвище – Возлюбленный. Самостоятельное правление короля после смерти Флери, было ознаменовано несмелой попыткой провести политические реформы в стране. Еще Людовик отчего-то принял решение в Семилетней войне встать на сторону своего традиционного политического противника – Австрии, в результате чего, после подписания Парижского мира в 1763 году, Франция лишилась многих своих колоний.
Всю свою жизнь Людовик был русофобом, с детства невзлюбив царя Петра Первого за то, что тот позволил себе взять маленького короля на руки. Подобная фамильярность была несвойственна французскому двору. Внешняя политика с Россией, конечно же, развивалась, но очень и очень медленно. Не находя счастья в объятиях своей супруги. У короля появлялись любовницы, которым не было числа. Но одна из них – маркиза де Помпадур, настолько умело играла на пороках короля, что оставалась негласной королевой до конца своей жизни. После смерти мадам Помпадур ее сменила госпожа Дюбарри, а потом еще, и еще – одним словом, множество женщин. Десятого мая 1774 года король-любовник скончался от оспы, будучи уже дряхлым стариком, но все же, напоследок, даже в таком плачевном состоянии, умудрившийся пошалить с дочкой какого-то столяра.
Всем известна фраза Людовика XIV «Государство – это я!» 72-летний период правления «Короля-солнце» стал расцветом абсолютной монархии во Франции. Но, как известно, за пиком всегда следует неизбежное движение вниз по наклонной. Именно эта участь постигла следующего короля Людовика XV. С детства он был окружен чрезмерной опекой, что потом вылилось в перекладывание своих обязанностей на других, безудержное распутство и критическое опустошение казны.
Преемник «Короля-солнце» приходился ему внуком. На закате правления Людовика XIV у него один за другим стали умирать наследники. В 1711 году скончался его единственный сын, а через год от кори умерла семья будущего Людовика XV. 2-летнего малыша выходила его воспитательница герцогиня де Вантатур. Она запретила придворным врачам приближаться мальчику и пускать ему кровь.
Людовик XV вступил на престол в 5-летнем возрасте. Регентом стал его дядя Филипп Орлеанский. Пока регент плел придворные интриги, маленького короля окружили чрезмерной опекой. Все боялись за жизнь монарха, т. к. прямых наследников у него еще не было. В случае смерти маленького короля обрывалась династия Бурбонов, а институт монархии во Франции пошатнулся бы.
Именно по этой причине короля женили, когда ему едва исполнилось 15 лет. Его супругой стала 22-летняя Мария Лещинская, дочь отставного короля Польши Станислава. Она родила Людовику XV 10 детей, из которых до зрелого возраста дожило 7.
Когда королю исполнилось 16 лет, он заявил, что будет править самостоятельно без регента. Но на самом деле, молодому монарху больше по душе были балы и пиршества, нежели ведение государственных дел. Фактически управление страной взял на себя духовный наставник и воспитатель Людовика XV кардинал Флери.
Король любил скупать картины и изящные предметы мебели. Он благоволил художникам, музыкантам, поощрял развитие науки. Но наибольшей страстью монарха были женщины. Людовик XV менял фавориток как перчатки. В 1745 году банкир Жозеф Пари, желая приблизиться к королю, познакомил его с 23-летней красоткой Жанной-Антуанеттой д’Этиоль. Как оказалось, эта связь затянулась на долгие годы.
Уже через полгода монарх пожаловал своей фаворитке титул маркизы де Помпадур, а еще через год он подарил ей участок Версальского парка площадью в 6 гектаров.
Маркиза де Помпадур была близка с королем не только в постели, но и стала его другом и фактическим советником в государственных делах. Именно по ее желанию назначались и свергались министры.
Нежелание короля заниматься делами страны, влияние фаворитки на внутреннюю и внешнюю политику пагубно сказались на экономике Франции. Если в первые годы правления Людовика XV дела шли по накатанной, то потом все стало стремительно ухудшаться. В 1756 году король втянул страну в Семилетнюю войну не без влияния маркизы де Помпадур. Участие в военном конфликте не только не разорило Францию, но и лишило ее нескольких колоний.
Ну а самого монарха это волновало мало. Он предпочитал все дальше отдаляться от государственных дел и проводить время с фаворитками в «Оленьем парке» - особняке, построенном в окрестностях Версаля.
Как ни странно, но строительство дома принадлежало маркизе де Помпадур. Женщина понимала, что ее красота увядает, а любвеобильность короля остается прежней. Поэтому она решила сама подбирать для монарха любовниц. Чем старше становился король, тем более юными были прелестницы. 15-17 летние красавицы ублажали ненасытного короля.
В честь них он устраивал балы, дарил дорогие подарки, земли, замки. Все это крайне пагубно сказывало на казне. Когда в возрасте 42 лет маркиза де Помпадур умерла, король и вовсе перестал интересоваться делами страны.
В 1771 году Людовик XV пожелал в очередной раз поднять налоги, чтобы было чем оплачивать развлечения. Однако парламент воспротивился этой идее. Тогда, по приказу монарха, солдаты разогнали парламент силой. Это спровоцировало недовольство не только среди аристократов, но и у простого народа. На замечания придворных о нестабильной обстановке в стране и пустой казне Людовик отвечал: «После Нас хоть потоп!» В 1774 году очередная любовница короля заразила его оспой, отчего монарх скоропостижно умер.
Людовику XV повезло не увидеть «потоп». Правление преемника монарха Людовика XVI бесславно окончилось на гильотине.
Наиболее широко гильотина применялась во Франции во время Великой французской революции. А ведь
Общее значение царствования Людовика XV. – Личный характер Людовика XV. – Уничтожение завещания Людовика XIV. – Ссылки на права нации. – Нравственное разложение высшего французского общества. – Система Ло и значение её истории. – Разложение старого общества и литература XVIII в. – Роль парламентов при Людовике XV. – Министерство Террэ и Мопу. – Борьба с парламентами в конце царствования Людовика XV. – Дело Бомарше и памфлеты против Мопу. – Необходимость реформы.
Людовик XV. Портрет работы ван Лоо
Литература об эпохе Людовика XV
О регентстве: Lemontey. История регентства и малолетства Людовика XV. – Barthélémy. Les filles du régent. – De Seilhac. Vie de l"abbé Dubois. – И . Б абст. . – Thiers. Histoire de Law. – Horn. Jean Law. – Levasseur. Recherches historiques sur le système de Law. А. Viпtry. Финансовое расстройство и спекулятивные злоупотребления в конце правления Людовика XIV и начале правления Людовика XV. – Daire. Economistes financiers au XVIII siècle. – M. Вирт. История торговых кризисов. О Людовике XV и его царствовании: А. Jobez. Франция при Людовике XV. – H. Bonhomme. Людовик XV и его семья. – Соч. De Broglie, Boutaric, Pajot, Vапdal" я , указанные в главе X этого тома. Новейший труд: Perkins. France under Louis XV. Кроме того, в соч. Онкена о «Веке Фридриха Великого» см. отдельные места, посвященные Франции при Людовике XV, а также главу VII девятого тома Лависса и Рамбо, где есть и подробная библиография. – О Помпадур соч. Capefigue, C ompardon, Pawlowski и др. о Дю Барри Vatel"я, об обеих E. et J. Goncourt. – Flammermont. Le chancelier Mopeou et le parlement. – Louis de Loménie. Beaumarchais et son temps. – Алексей Веселовский. Бомарше («Вестник Европы» 1887). О нем см. еще новейшее (1898 г.) соч. Hallays.
Значение царствования Людовика XV
История долгого царствования Людовика XV была историей слабого, малодеятельного и нерадивого правительства, историей постепенного упадка и разложения старых порядков, но зато и историей роста новых общественных сил и нарождения новых общественных идей. Уже в конце царствования Людовика XIV Франция находилась в весьма тяжелом состоянии и нуждалась в энергичных реформах, и тогда уже зарождалось во французской литературе оппозиционное направление. Из предыдущего изложения «старых порядков» и «новых идей» мы познакомились с наиболее важными сторонами быта дореволюционной Франции и «с главнейшими направлениями французской оппозиционной литературы. Изучение истории царствования Людовика XV показывает, как мало при нем изменились в существе дела старые порядки и как мало имели практического значения новые идеи. Чем неподвижнее было само правительство и чем далее уходили вперед новые требования, предъявлявшиеся государству; чем неизменнее оставались дряхлевшие порядки и чем быстрее происходило общественное развитие, – тем все более и более увеличивалась пропасть между практикой и теорией, между объективною и субъективною сторонами жизни. Еще в конце царствования Людовика XIV намечался будущий разлад. Эпоха Людовика XV ничего не сделала для устранения старых зол, ставших совершенно очевидными, и для удовлетворения новых потребностей, явившихся результатом изменений в самой глубине социальной жизни: пропасть только все увеличивалась в своих размерах. Конечно, это должно было отразиться и на общем ходе дел в государственном организме, где все так было тесно связано между собою. Народное и государственное хозяйство, земледелие, промышленность, финансы, были в расстройстве, администрация и правосудие – также, законодательная деятельность – равным образом. Франция досталась Людовику XVI в таком виде, что требовалась самая радикальная реформа: так все обветшало, все расшаталось и все расстроилось, так все было запущено, благодаря беспечности и бездеятельности верховной власти.
Людовик XV вступил на престол пятилетним ребенком. Воспитатели сумели ему внушить то представление о безграничных правах королевской власти, которое сделалось официальным политическим догматом Франции Людовика XIV, но не внушили мальчику-королю ни малейшего понятия о королевском долге. В цинических заявлениях, приписываемых Людовику XV: «на наш век хватит» (après nous le déluge) и «будь я на месте моих подданных, я стал бы бунтовать», – были, так сказать, формулированы логические выводы из принципов, внушавшихся ему в детстве. Ему было только пять лет, когда его гувернер Вильруа, показывая ему на народ, собравшийся под окнами дворца, говорил: «Государь! Все, что вы видите, – ваше» (tout ce que vous voyez est à vous). До тринадцатилетнего возраста Людовик XV находился под регентством своего родственника, герцога Филиппа Орлеанского (1715–1723), прославившегося своим развратом. Пришедши в возраст, сам Людовик XV оказался человеком также порочных наклонностей, легко подчинявшимся влиянию своих любовниц и собутыльников, очень мало интересующимся делами. Сначала последними заведовал герцог Бурбон, потом кардинал Флери (до 1743 года), после чего в политику стали вмешиваться королевские фаворитки: герцогиня де Шатору и маркиза де Помпадур (ум. в 1764 г.), при которой возвысился герцог Шуазель, а под конец царствования – графиня де Барри, добившаяся отставки и ссылки Шуазеля. Сначала к Людовику XV французы относились с большою преданностью, называя его Возлюбленным (le Bien-aimé); например, опасная его болезнь во время войны за австрийское наследство (в которой Франция была против Австрии) повергла страну в искреннюю печаль» сменившуюся шумною радостью, когда молодой король выздоровел. Мало-помалу, однако, это чувство перешло в ненависть и презрение, вызывавшиеся зазорным поведением Людовика XV и его дурным правлением, предоставленным разным фаворитам и креатурам метресс. Двадцать лет продолжалось господство г‑жи Помпадур, которая склонила Людовика XV к участию в семилетней войне в союзе с Австрией после того, как Мария Терезия написала всесильной фаворитке любезное письмо, назвав ее своей «кузиной». Когда с летами г‑жа Помпадур стала утрачивать свою красоту, она продолжала держать Людовика XV в своих сетях, между прочим, приискивая ему новых красавиц, к которым, однако, не позволяла ему привязываться, боясь, как бы та или другая не сделалась её соперницею по влиянию на короля. Расточительность двора при г‑же де Помпадур достигла страшных размеров: маркиза распоряжалась государственной казной, как собственной шкатулкой, раздавала деньги направо и налево, тратила громадные суммы на придворные увеселения, которыми старалась развлекать пресыщенного короля и устранять от занятия делами, проигрывала в карты, а не то и просто брала себе, так что по смерти у неё оказалось весьма значительное состояние. Если Людовик XV чем особенно интересовался, так это разного рода интригами: например, при нем одновременно с официальной дипломатией действовала еще дипломатия тайная, личный «секрет короля» .Безнравственные поступки Людовика XV совершались открыто, а народная молва их еще преувеличивала, так что о короле во вторую половину его царствования ходили чудовищные слухи, все более и более дискредитировавшие королевскую власть в глазах подданных . В Людовике XV с грубым развратом и с цинически-легкомысленным отношением к государственным делам соединялись еще страсть к придворному блеску и большая набожность, поддерживавшие старый союз королевской власти с аристократией и клиром. Общественное настроение по отношению к нему делалось все враждебнее и враждебнее, тем более, что и во внешней политике Франция роняла свое достоинство. Особенно болезненно отзывалась на национальном чувстве потеря Францией североамериканских и ост-индских колоний, перешедших в руки англичан. Польша была старой союзницей Франции, и последняя ничего не могла сделать, чтобы помешать совершиться первому польскому разделу.
Регентство герцога Орлеанского
Таков общий характер царствования Людовика XV. Мы остановимся еще на некоторых его эпизодах, наиболее характерных для истории разложения старых порядков, подготовившего революцию. Людовик XV, как мы уже видели, вступил на престол ребенком. В последние годы царствования Людовика XIV перемерли почти все члены его семьи: его сын, старший внук (герцог Бургундский) с женою и двумя своими старшими сыновьями и младший внук (герцог Беррийский), так что престол должен был достаться третьему сыну старшего внука, над которым должно было быть учреждено регентство. Права на последнее принадлежали королевскому племяннику, герцогу Филиппу Орлеанскому, но Людовик XIV очень его не любил, а в обществе ходил даже слух, будто этот принц крови был прямым виновником всех смертей в королевском семействе, пролагавшим себе путь к регентству или даже к короне. Престарелого Людовика XIV сильно занимал вопрос о регентстве, занимал и вопрос о возможности прекращения династии. У него еще были незаконные сыновья от одной из его метресс (г‑жи де Монтеспан), которых он легитимировал, и он составил в их пользу духовное завещание, признав за «легитимированными принцами» наследственное право на престол, дабы династия не могла прекратиться, и тем отстранив от трона герцога Орлеанского, хотя он был ближайшим родственником королевского дома. Мало того: старший легитимированный принц назначался опекуном малолетнего Людовика XV, а герцог Орлеанский должен был быть лишь председателем совета регентства, в состав которого входили легитимированные принцы, маршалы и министры и который должен был решать все дела по большинству голосов. За легитимированных принцев стояли двор, иезуиты, высшие чины армии, на стороне герцога Орлеанского были парламент, янсенисты, люди промышленности и торговли. Парламент кассировал завещание Людовика XIV, и герцог Орлеанский, возвративший парламенту старые права, был объявлен единоличным регентом. Уничтожение завещания Людовика XIV было первым шагом реакции против его системы, но герцог Орлеанский был далек от того, чтобы принципиально изменить прежние правительственные порядки, и дело ограничилось несколькими мерами, лишенными всякой последовательности. В одном только отношении он, а с ним и его противники отступили от идей покойного короля. Людовик XIV не признавал за французской нацией никаких прав, теперь эти права стали в теории признаваться. Принцы крови, враждебно относившиеся к легитимированным, объявляли, что завещание Людовика XIV противоречит самому прекрасному праву нации – праву по собственному усмотрению распорядиться короной в случае прекращения династии. На это легитимированные им отвечали, что, будучи также королевской крови, они тем самым включены в договор, существующий между нацией и царствующим домом, и что вообще всякое важное государственное дело может быть решено в малолетство короля лишь тремя чинами королевства. Права нации определенно признавались в эдикте маленького короля, которым отменялось распоряжение его прадеда: тут прямо говорилось, что в случае прекращения династии нация одна могла бы исправить дело мудрым выбором, королевская же власть не имеет права распоряжаться короной. В то же время тридцать девять членов высшего дворянства заявляли, что такого рода дело касается всей нации и потому может быть решено лишь на собрании трех чинов королевства. Таким образом парламенту возвращались его права, что возобновляло его оппозицию против неограниченного законодательного права короля, а заявления о том, что царствующая династия получила свою корону от нации, – заявления, исходившие от принцев крови, от пэров Франции, от высшего дворянства и даже от самого короля и соединявшиеся с ссылками на три чина государства, – указывали, что в обществе еще не умерла память о генеральных штатах, не собиравшихся уже около ста лет. Прежде нежели политическая литература второй половины XVIII в. распространила теории о народном верховенстве и национальном представительстве, сама власть как бы отрекалась от политических принципов Людовика XIV, не признававшего за нацией никаких прав и утверждавшего, что она целиком заключается в особе короля. Указанными заявлениями правительство собственными руками подкапывало под собою старые основы политического быта, и первое начинало проповедовать идеи, несогласные с теориями Людовика XIV. В эпоху регентства власть не только теоретически подрывала свои прежние права, но и морально роняла себя в глазах общества. Герцог Орлеанский был человек блестящих способностей, но без всякого внутреннего содержания. Своими скандальными поступками он ронял достоинство той власти, которую представлял, и то, что в этом отношении было начато регентом, продолжалось с не меньшим успехом и самим Людовиком XV, едва он пришел в возраст. Вместе с монархией в лице её представителей разлагалось и высшее французское общество, утрачивая в развращенной жизни, какой стало предаваться с эпохи регентства, всякое уважение со стороны народных масс. Привилегированные, на которых во Франции не лежало местной службы и которые бежали из своих поместий, вели праздную, полную удовольствий жизнь, центром которой был королевский двор. Бесконечные траты на роскошь, удовольствия и разгул, приводившие к разорению, вечная праздность, протекавшая среди постоянных развлечений, полное отсутствие сознания, что должны же быть у людей обязанности по отношению к отечеству, к народу, легкомысленная веселость и шутливое остроумие, прикрывавшие внутреннюю пустоту, – вот обычные черты, характеризующие жизнь высшего французского общества в XVIII в., – общества, равнодушного к общественным делам, небрежного и по отношению к частным своим делам, не понимавшего опасности, в какой находилось собственное его положение, благодаря общему расстройству страны .
«Система» Ло
Уже в эпоху регентства проявилась вполне вся эта порча старой Франции. Особенно в этом отношении характерен один эпизод, – известная история финансовой системы Джона Ло, представляющая для нас двоякий интерес. Во‑первых, мы имеем здесь дело с одним из крупных финансовых кризисов, или «крахов», и с этой точки зрения «система» Ло – явление весьма любопытное в истории крупных кредитных и промышленно-торговых предприятий, тем более, что Франция долго не могла оправиться от бедственных следов краха начала двадцатых годов XVIII в. Во‑вторых, – и именно эта сторона теперь для нас особенно любопытна, – история «системы» Ло – весьма важная страница в истории деморализации высшего французского общества. Регента в 1716 г. расположил в свою пользу шотландский авантюрист Джон Ло, сколотивший себе миллионное состояние денежными аферами и уже успевший потерпеть не одну неудачу в попытках заинтересовать разные правительства своими проектами верного и быстрого обогащения. Сначала все шло хорошо: Ло получил разрешение основать акционерный банк, ссужавший деньги частным лицам на выгодных условиях и выпускавший билеты, которые казна принимала наравне с деньгами (1717). Но Ло на этом не остановился, а coединил с своим банком еще другое предприятие – Вест-Индскую компанию, тоже акционерную. Её акции стоили при выпуске 500 ливров, но скоро цена их поднялась до 18 и даже до 20 тысяч ливров, т. е. увеличилась в 36–40 раз, благодаря чему многие быстро обогатились, купив акции по номинальной цене и продав их с громадною прибылью, тогда как другие впоследствии, наоборот, разорились, приобретши эти бумаги по высокой цене перед тем, как они начали затем падать. Герцог Орлеанский всячески помогал Ло расширять предприятие: в 1718 г. банк был объявлен королевским, и его акции были выкуплены у первоначальных владельцев; затем Ло получил монопольные права Ост-Индской компании, право чеканки монеты, табачную монополию, откуп налогов. В то же время Ло |неумеренно выпускал денежные знаки, на которые был большой спрос в публике, жадной до легкой наживы, тем более, что о будущих барышах рассказывались чудеса. Начался страшный ажиотаж, и спекулятивные сделки на акции приняли ужасающие размеры. Первый признак понижения их цены был, однако, сигналом к началу паники. Прежде всего бросились менять банковые билеты на золото, но золота в кладовых банка не было. Ло, назначенный в 1720 г. генерал-контролером финансов, добился приказа, запрещавшего частным лицам иметь более 50 ливров звонкой монеты под страхом строжайшего наказания (конфискация и 10 т. л. штрафа), но эта и другие подобные меры не спасли компанию от краха, разорившего массу людей; только кто вовремя успел реализовать свои бумажные ценности, наоборот, обогатился. В биржевой игре на повышение и понижение, смешиваясь с толпою разночинцев и простолюдинов, принимала участие вся аристократическая Франция. Знатью овладела жажда легкой наживы и сильных ощущений. Герцог Бурбон хвастался своим портфелем, набитым акциями, и ему напоминали о том, что у его предка были actions (подвиги) получше этих. Лица, принадлежавшие к высшему свету, толпились в передней финансового гения, как незадолго перед этим толпились разве только в приемной версальского дворца. Многие из них заискивали у лакея Ло, от которого зависело впустить в кабинет своего барина, или льстили любовнице Ло. За самим директором компании ухаживали великосветские дамы. Весьма важный барин, маркиз д"Уаз, сделался женихом трехлетней дочери одного ловкого спекулянта, нажившего миллионы, и в ожидании брачного возраста невесты получал от будущего тестя приличную своему званию пенсию. Принц Кариньян для заключения сделок выстроил барак и выхлопотал ордонанс, запрещавший совершать их где-либо, кроме его помещения. Один молодой аристократ, родственник регента, заманил в кабачок биржевого маклера, который принес с собою акций на большую сумму и был зарезан с целью грабежа; потом убийцу всенародно казнили на Гревской площади. Материально аристократия также немало проиграла во время господства «системы», но главным образом она себя обесславила, вместе с регентом, обнаружившим страшное легкомыслие во всей этой истории. Духовенство тоже проявило жадность к деньгам, столь легко достававшимся, когда «система» еще процветала, и это впоследствии давало в руки врагов духовенства лишний против него аргумент. Возбужденное катастрофой общественное мнение нашло самое полное и вместе с тем весьма резкое выражение в той сатирической литературе, которою во время регентства было начато воспитание французского общества в оппозиционном духе.
Портрет Джона Ло, финансового афериста эпохи Людовика XV. Ок. 1715-1720
Со времен Филиппа Орлеанского высшие представители власти, двор, духовная и светская аристократия, все более и более катились по наклонной плоскости к той пропасти, которая должна была их поглотить. Вообще отрицательное отношение к королевской власти, к католической церкви, к феодальному дворянству, характеризующее литературу в царствование Людовика XV, не было результатом одного только теоретического рассуждения, извлекавшего свои выводы из посылок рационалистической философии , но отражало на себе и всё то презрение и негодование, какое должны были ощущать в себе лучшие люди из всех общественных классов, непосредственно наблюдая жизнь высших сословий, в руках которых были вся власть, все влияние на общественные дела, все почести, привилегии и права, недоступные для других. Начиная с памфлетов, явившихся по поводу катастрофы «системы Ло или вообще направленных против регента, начиная с знаменитых «Les j"ai vu», приписывавшихся молодому Вольтеру , и с написанных около того же времени «Персидских писем» Монтескье – до самого кануна революции жизнь высшего французского общества давала писателям XVIII в. немало аргументов против «старого порядка», оказывавшегося несостоятельным и с другой точки зрения – в том именно общем внутреннем расстройстве, которое мало озабочивало разве лишь самого Людовика XV и его двор. В то время, как в литературе проповедовались новые принципы, привилегированные, с своей стороны, не выставили ни одного крупного писателя, который вооружился бы в защиту порядка, подкапывавшегося в самых своих основах. Мало того: на словах аристократы нередко разделяли воззрения «плебейской философии», и среди великосветских аббатов часто были вольнодумцы.
Людовик XV и парламенты
Хотя «старый порядок» основывался на солидарности между королевскою властью и привилегированными, дело все‑таки не обходилось без столкновений между этими союзниками, – столкновений, впрочем, не оказывавших значительного влияния на общий ход дел. Главным оплотом консервативных интересов были парламенты, с которыми, как мы видели в другом месте, у королевской власти происходили в XVIII в. довольно резкие коллизии. Защищая «старый порядок», парламенты, однако, хранили в себе традиции прежней сословной монархии, давно уже уступившей место королевскому абсолютизму; в то же время они ссылались на новые политические идеи, и их оппозиция получала поэтому революционный характер, чем и располагала в свою пользу общественное мнение, находившееся под влиянием этих идей. Борьба между королевскою властью и парламентами в царствование Людовика XV представляет из себя один из наиболее ясных признаков разложения ancien ré gime. Людовик XIV не допускал никакой самостоятельности парламента, и если последний тем «не менее стал играть снова политическую роль, начав с уничтожения его завещания, то это одно уже указывает на ослабление абсолютизма. С другой стороны, не нужно забывать, что члены парламента в сущности были чиновники, и их оппозиция получала характер, так сказать, прямого противодействия правительству со стороны собственных его слуг. Не представляя собою закономерного ограничения королевской власти от имени нации, парламентское вмешательство в законодательную сферу, тем не менее, было одним из препятствий, тормозивших во Франции преобразования. Когда правительство задумывало реформы, парламентская оппозиция становилась поперек дороги, и нация делалась свидетельницей распри между королевскою властью и старинным учреждением, насчитывавшим чуть не столько же веков существования, как и сама монархия, и еще более, нежели сама она, бывшего оплотом консервативных интересов. Нельзя вместе с тем сказать, что парламент жил в мире и с другими силами старой Франции: между парламентской аристократией, т. е. так называемой noblesse de robe, и аристократией феодальной, или noblesse d"épée существовал сословный антагонизм; в деле изгнания из Франции иезуитов , пользовавшихся большим влиянием в духовенстве, парламенту принадлежала одна из самых главных ролей. Наконец, не менее любопытно и то, что члены учреждения, стоявшего на страже всяких привилегий, защищавшего все старое и обветшалое, преследовавшего «философов» и сжигавшего их сочинения, сами начинали говорить революционным языком, заимствуя из оппозиционной литературы её идеи и даже её фразеологию. И в этом нельзя не видеть одного из признаков разложения «старого порядка», потому что раз вещь не соответствует своему принципу, это уже указывает на начало её падения. Вообще интересно, то, что первое нападение на королевскую власть сделано было во Франции со стороны представителей старого порядка.
В другой связи мы упоминали уже о главных случаях столкновений между королевскою властью и парламентами при Людовике XV. В середине XVIII в. составилась такая теория, будто парламенты суть лишь отделения (classes) общефранцузского учреждения, без согласия которого не может быть издано ни одного закона. В этом смысле писались сочинения, в которых доказывалась изначальность (с меровингской эпохи) прав парламентов. Вскоре после этого парижскому парламенту пришлось играть упомянутую уже роль в деле уничтожения ордена иезуитов во Франции, причем на стороне магистратуры было тогда и большинство «философов», хотя сам парламент был далек от того, чтобы пользоваться тогдашними философскими аргументами против ордена; в доводах против иезуитов, шедших еще с середины XVI в., во Франции никогда не бывало недостатка, да и самая вражда парламента к иезуитам была очень старинной. Около того же времени (1763) парижский парламент объявил, протестуя против новых эдиктов о налогах, что обложение, вынужденное посредством lit de justice, есть низвержение основных законов королевства. К такого рода заявлению примкнули парламенты в Руане и Бордо, так как учение, по которому все парламенты, как «классы» единого учреждения, должны действовать солидарно, – все более и более входило в сознание провинциальной магистратуры. На этой почве и подготовился самый резкий конфликт между парламентами и королевскою властью в конце царствования Людовика XV.
«Парламенты Мопу»
В начале семидесятых годов правительство проявило некоторую энергию. Еще при Шуазеле, положение которого покачнулось после смерти г‑жи де Помпадур и под влиянием не любившей его г‑жи дю Барри, канцлером Франции был назначен (1768) Мопу (Maupeou), а генерал-контролером финансов (1769) его друг аббат Террэ. Оба они были люди решительные, и старые предания над ними не имели никакой силы. Первым выступил Террэ с новыми финансовыми мерами. Финансы во Франции были очень расстроены. Система налогов была крайне несовершенна; расходы не соответствовали доходам и не подлежали никакому контролю; никто не знал настоящей цифры ни тех, ни других; казна не выходила из долгов, и самые долги эти возрастали непомерно. Единственная попытка уменьшить цифру долга посредством ежегодного погашения сделана была при Людовике XV, когда Машо (Machault) создал для этого в 1764 г. особую кассу (caisse d"amortissement), которая в шесть лет уменьшила долг на 76 миллионов. Террэ захватил предназначенные для этой цели суммы и прекратил дальнейшее погашение государственного долга: министр менее всего отличался церемонностью. В 1770 г. ему предстояло прямо выбирать между объявлением полного банкротства или сокращением платежей по долговым обязательствам кредиторам государства; он предпочел последнее, т. е. произвольно уменьшил ренты, выплачивавшиеся казною своим кредиторам, что вызвало всеобщее негодование. Парламент, членов которого эта мера не задевала, не протестовал, однако, против такого правонарушения. Нельзя не заметить, что у Террэ все‑таки еще было некоторое понимание истинного положения дел: он стремился к экономии и делал Людовику XV указания на необходимость перемены в способах ведения государственного хозяйства, хотя совершенно тщетно, так как на одни свадебные торжества, когда будущий Людовик XVI, внук и наследник короля, женился на дочери Марии Терезии, были потрачены громадные суммы денег.
Рене Никола Мопу, канцлер Людовика XV
Между тем произошли некоторые события, приведшие парламенты в столкновение с правительством. Губернатор Бретани, герцог д"Эгильон, запятнал себя разными злоупотреблениями но своей должности и был наконец отозван. Местный парламент (реннский), живший с ним в ссоре, и провинциальные штаты Бретани возбудили против него процесс и нашли поддержку со стороны парижского парламента, но двор взял герцога под свою защиту, и король решил прекратить все дело. Процесс тянулся в парижском парламенте уже около двух месяцев, когда Людовик XV предписал считать герцога д"Эгильона свободным от всякого обвинения (1770), но парламент не повиновался. Объявив герцога лишенным прав и привилегий пэра, пока он не очистится от подозрений, позорящих его честь, он протестовал против стремления двора «низвергнуть старое государственное устройство и лишить законы их равной для всех власти», поставив на их место голый произвол. Провинциальные парламенты заявили свою солидарность с парижским. Тогда 24 ноября 1770 г. был опубликован составленный канцлером Мопу королевский эдикт против парламентов. Они обвинялись в том, что проповедуют новые принципы, будто они представители нации, непременные выразители королевской воли, стражи государственного устройства и т. п. «Мы, говорил Людовик XV в своем эдикте, – мы держим власть нашу исключительно от Бога: право издавать законы, которыми должны управляться наши подданные, принадлежит нам вполне и безраздельно». Поэтому парламентам запрещалось говорить об их единстве и о «классах» единого учреждения, сноситься между собою, прерывать отправление правосудия и протестовать посредством коллективных отставок, как это делалось прежде. Парламент протестовал против этого эдикта, увидев в нем нечто противное основным законам королевства, и члены парламента, объявив, что не считают себя достаточно свободными, чтобы постановлять приговоры о жизни, имуществе и чести подданных короля, прекратили отправление правосудия. Тогда Мопу решился на самую резкую меру. Добившись у Людовика XV отставки Шуазеля, со стороны которого он опасался противодействия, канцлер послал в ночь с 19 на 20 января 1771 г. мушкетеров ко всем членам парламента с требованием немедленно ответить посредством письменного «да» или «нет», желают ли они возвратиться к исполнению своих обязанностей. Сто двадцать членов отвечало отказом, и их сослали, а потом сослали и других 38 человек, которые, дав сначала согласие, потом заявили, что солидарны с своими товарищами. Их должности, составлявшие частную их собственность, были конфискованы и объявлены вакантными, а обязанности судей должны были исполняться особыми комиссиями из членов государственного совета. В былые времена ссылка членов парламента была лишь средством заставить их быть сговорчивее и уступчивее, но теперь дело получило более серьезный характер. 23 февраля Мопу объявил судебной комиссии, заступившей место парламента, что король решил в округе парижского парламента учредить шесть новых высших судов (conseils supérieurs) и начать общую судебную реформу, уничтожив продажность должностей, заменив наследственных судей судьями, назначаемыми от правительства и оплачиваемыми жалованьем, отменив взносы тяжущихся в пользу судей, наконец, упростив, ускорив и удешевив судопроизводство. Эти обещания никого не удовлетворили, так что совершенно безуспешно Вольтер, сочувствовавший возвещенной реформе, напоминал обществу процессы Каласа и Сирвена, лежавшие несмываемым пятном на старом судопроизводстве. Оставаясь верным идее просвещенного абсолютизма, Вольтер приветствовал удар, нанесенный парламенту рукою министра, но громадное большинство думало иначе: парламент, говорили в обществе, защищал свободу от деспотизма, а «революция» , совершённая Мопу, наоборот, уничтожала всякие преграды, сдерживавшие произвол власти. К тому же и повод, из-за которого произошла распря с парламентом, был выбран весьма неудачно. Новый суд не пользовался доверием, и адвокаты даже отказывались иметь в нем дела. В тогдашней прессе чуть не один Вольтер указывал на то, что «основными законами», защищавшимися парламентом, были в сущности лишь те злоупотребления, от которых страдал народ. Большая часть тогдашних памфлетов обрушилась на «майордома» (le maire du palais) Mony, как на врага нации. Провинциальные парламенты объявили, что все совершившееся противозаконно и что лица, которые возьмут на себя исполнение судейских обязанностей в новых судах, суть негодяи. Протестовала и высшая финансовая палата (cour des aides), осмелившаяся даже потребовать созвания генеральных штатов и заявившая при этом, что она защищает «дело народа, от которого и во имя которого (par qui et pour qui) король царствует». За парламент заступились также принцы крови и пэры Франции, подавшие королю об этом особый мемуар. Ничего подобного не происходило во Франции со времен фронды, но Мопу был непреклонен. Протестовавшие парламенты были уничтожены, и судьи лишены своих должностей; cour des aides была равным образом уничтожена; принцы крови и пэры, подписавшие мемуар, удалены от двора. Таким образом в начале семидесятых годов королевская власть была в открытой борьбе с консервативными силами Франции, и монархия наносила удар учреждениям, которые были почти столь же древни, как и сама она. У Мопу был целый план судебной реформы в духе новых идей, но пора для опыта применения к Франции просвещенного абсолютизма, по-видимому, миновала. Вновь учрежденный в Париже суд (апрель 1771 г.) получил насмешливое название «парламента Мопу», которое было распространено и на суды, открытые перед тем в шести других городах. В памфлетах эпохи к «парламенту Мопу» относились, как к «вертепу разбойников» (caverne des voleurs). Место его заседаний пришлось окружить войском, чтобы народ не сделал на него нападения, но и это также эксплуатировалось врагами нового суда: могли ли-де быть свободными приговоры судей, находившихся под военной охраной? К лицам, принявшим на себя должности в новом суде, в обществе относились с нескрываемым презрением. Реформа, тем не менее, была проведена, и мало-помалу общественное мнение успокоилось; в некоторых местах народу новые суды стали даже нравиться, и бывали случаи, что толпа прямо выражала свое неодобрение членам прежних судов. Старая магистратура продолжала оказывать сопротивление; её представители в большинстве не хотели возвращаться к судейской службе и не соглашались брать предлагавшихся им денег в виде выкупа за принадлежавшие им места, несмотря на то, что для этого был назначен срок, после которого выдача отступного прекращалась (1 апр. 1773 г.), и королевская казна поэтому оставалась в выигрыше на целых 80 миллионов. Успокоение общественного мнения было, однако, лишь временным: едва скончался Людовик XV, как общество стало высказываться с такою силою за парламенты, что Людовик XVI счел нужным их восстановить. Мы еще увидим, что в новое царствование парламенты сделались главными противниками реформ, и что между ними и королевскою властью произошла новая борьба, бывшая, так сказать, уже прелюдией к великой революции.
Как отнеслось общество к судебной реформе Мопу, видно из одного любопытного эпизода, характеризующего тогдашнее настроение. В это время во Франции начинал свою литературную деятельность знаменитый Бомарше , публицист и драматург, впоследствии автор «Севильского цирюльника» (1775) и «Свадьбы Фигаро» (1784) и издатель полного собрания сочинений Вольтера. У Бомарше был в новом парижском суде процесс по взысканию одного долга; он проиграл этот процесс, возбудив против себя еще обвинение в попытке подкупить судью. Дело в том, что Бомарше, нуждаясь переговорить с докладчиком по своему делу и не получив к нему доступа, сделал подарок жене этого судьи, и та ему устроила свидание с мужем; это и послужило потом поводом к осуждению Бомарше за подкуп судьи. Остроумный и не особенно застенчивый писатель перенес свое дело на суд общественного мнения, сумел смешать с грязью «парламент Мопу» в блестящих памфлетах, в которых личное свое дело представил, как имеющее общественный интерес. Читая «мемуары» Бомарше, смеялась вся грамотная Франция и с нею вместе сам Людовик XV. Молодой писатель сделался героем дня, и представители высшего общества всячески выражали ему свое сочувствие, хотя свое личное дело он связал не с тою консервативною оппозицией, которая проявилась в протестах парламента и принцев крови, а с новыми либеральными идеями, нашедшими впоследствии выражение и в его известных комедиях. Вообще тогдашняя памфлетная пресса в вопросе о парламентах становилась на точку зрения господствовавшей политической теории, а таковою была доктрина Руссо. Правительственные заявления в смысле абсолютизма королевской власти встречали возражения в духе учения о народном верховенстве. Например, угроза одного из министров британским провинциальным штатам, что они в три дня будут кассированы, если станут отстаивать парламент, вызвала летучий листок под заглавием «Le propos indiscret», где конфликт правительства с сословно‑представительным учреждением названной провинции рассматривался с точки зрения «общественного договора», нарушаемого королем, «т. е. агентом нации», желающим превратить в «рабов» двадцать миллионов «свободных граждан». Прежде чем сделаться основою нового политического порядка, новые политические идеи послужили знаменем, под которое стала консервативная оппозиция, в сущности относящаяся к той же самой категории явлений, к которой принадлежит бельгийская и венгерская клерикально‑аристократическая оппозиция против просвещенного абсолютизма Иосифа II. В конце царствования Людовика XV французский абсолютизм сделал попытку уничтожить все, что в «старом порядке» было для него стеснительно, но оппозиция, встреченная им со стороны защитников всякой старины, искала санкции в новых политических учениях революционного характера и находила поддержку в обществе, уже не довольствовавшемся программою Вольтера.
«Парламент Мопу», которому по старому обычаю были представлены распоряжения Террэ относительно повышения многих налогов и вообще увеличения доходов казны, разумеется, не подымал никаких споров. Террэ не удалось только завести экономию. За свадьбою дофина последовала свадьба его брата, гр. Прованского, стоившая страшно дорого, и расходы двора возросли до 42,5 миллионов ливров, что в 1774 г. составляло одну седьмую всех доходов государства. Все худшие стороны старой финансовой политики в годы управления Террэ только получили дальнейшее развитие, но министр видел, что так идти далее нельзя, и думал о необходимости реформы. С Мопу и Террэ французская монархия как бы вступала в период правительственных преобразований. Новое царствование, начавшееся в 1774 г., в этом отношении обещало, по-видимому, уже и весьма многое, так как к власти прямо призывался настоящий «философ», успевший засвидетельствовать свои административные способности в качестве интенданта одной провинции, где он произвел кое‑какие реформы. 10 мая Людовик XVI вступил на престол, а 19 июля в министерство был призван Тюрго.
Король Франции из династии Бурбонов, правивший в 1715--1774 гг. Сын
герцога Бургундского Людовика и Марии Аделаиды Савойокой. Ж.: С 5 ceнт. 1725
г. Мария, дочь короля Польши Станислава I Лещинского (род. 1703 г. Умер 1758
В 1710 г., когда Людовик (получивший при рождении титул герцога
Анжуйского) появился на свет, ничего не предвещало, что он станет когда-либо
королем, -- он был всего лишь вторым сыном старшего внука правившего короля
Людовика XIV и занимал в порядке наследников четвертое место. Но страшное
несчастье, разразившееся над династией Бурбонов в 1711 -- 1712 гг.,
неожиданно расчистило ему дорогу к трону. В эти годы один за другим умерли
дофин Людовик, его сын, герцог Бургундский, и старший брат Людовика, герцог
Бретанский. Так двухлетний герцог Анжуйский сделался наследником своего
прадеда, семидесятитрехлетнего Людовика XIV, а после его смерти в 1715 г.
был объявлен королем Людовиком XV. Регентом при нем стал двоюродный дед,
герцог Орлеанский.
С шести лет Людовик был отдан на воспитание аббату Флери, которого он
любил нежно, как отца. Король учился прилежно и знал много; особенно он
любил математику и географию. Кроме обычных предметов, его приучали к
государственным делам: регент заставлял его присутствовать на важных
совещаниях и подробно объяснял дипломатические дела. С 1723 г. король
считался совершеннолетним. В 1725 он женился на польской принцессе Марии. По
словам герцога Ришелье, Людовик в это время представлялся многим самым
красивым юношей в королевстве. Все восхищались благородством и приятностью
его наружности. Но уже тогда он тяготился своими королевскими обязанностями
и старался перепоручить их министрам. С 1726 г. по 1743 г. первым министром
был детский наставник Людовика аббат Флери.
В двадцать лет Людовик был чист и непорочен сердцем, а его двор
представлял собой картину самых невинных и простодушных нравов. Король
страстно увлекался охотой, любил утонченное общество, игру, роскошный стол и
ту-лузские вина. Он любил работать руками и не чурался кропотливой работы: с
удовольствием рассаживал лук, вышивал по канве и вытачивал табакерки. В
своей частной жизни он был добр и любезен. Робкий при большом стечении
людей, он становился очень остроумен в частной беседе. Несмотря на большое
количество красивых соблазнительных женщин, король долгое время хранил
верность своей супруге. Первые годы их брака были безоблачными. Но родив с
1727 по 1737 г. десять человек детей, Мария стала обнаруживать к королю
усталость и холодность. "Что же это? -- сказала она однажды. -- Все лежать,
да быть беременной, да беспрестанно рожать!" Она начала отказывать мужу в
исполнении супружеских обязанностей, сделалась холодна и очень набожна.
Оскорбленный Людовик постепенно удалился от жены. Пишут, что однажды,
обиженный упорным нежеланием королевы принять его у себя вечером, он
поклялся никогда больше не требовать от нее исполнения ее долга. С тех пор
их совместная жизнь ограничивалась только церемониальными отношениями, а
место Марии в сердце чувственного короля заняли другие женщины.
Г-жа де Мальи была его первой фавориткой. Людовик, ло своей робости, не
любил слишком шумного общества и двора, стесненного этикетом, но отдавал
предпочтение тесной компании, состоявшей из нескольких друзей и красивых
женщин. Малые апартаменты короля составляли особую часть двора, куда никто
не допускался без особого приглашения его фаворитки. Здесь все было
исполнено вкуса и изящества Чтобы иметь еще более свободы, Людовик купил
Шуази. Расположение этого места сразу понравилось ему: кругом густой, полный
дичи лес и река, змеящаяся среди парков. Он велел совершенно перестроить
замок и роскошно украсить его. Все здесь было устроено по его вкусу: покои,
украшенные статуями и полотнами знаменитых художников, роскошные диваны,
обитые персидским бархатом; ложа, на которых можно было без посторонней
помощи перемещаться повсюду; сады, где посреди мраморных бассейнов и
фонтанов были расставлены столы с яствами и висели клетки с экзотическими
певчими птицами, боскеты из роз и жасминов. В Версале король появлялся
только в торжественные дни. Тут он был превосходным супругом, добрым отцом
семейства и постоянно присутствовал на церковных службах. Все остальное
время Людовик жил в Шуази. В этом святилище любви впервые появились
механические столы, избавлявшие остроумное общество пирующих на вечерних
оргиях от присутствия нескромных и болтливых слуг. Всякий собеседник имел
подле себя столик с прибором из золота и хрусталя, писал на нем, какое хочет
иметь кушанье и какое вино. Посредством пружины стол исчезал на минуту под
пол и поднимался обратно, уставленный разнообразными яствами. Графиня де
Мальи умела, как никто другой, придавать очарование таким обедам: она была
так увлекательна своей веселостью, так наивно, от всего сердца, смеялась,
что король, склонный по характеру к меланхолии, начинал веселиться и
хохотать, как ребенок. Однако графиня де Мальи недолго властвовала над
сердцем Людовика. Вскоре у него появились и другие увлечения. Сначала он
влюбился в ее старшую сестру -- герцогиню де Вантимиль, но она умерла от
родов, а потом всерьез увлекся ее младшей сестрой -- пылкой маркизой де
Латурнель, пожалованной позже в герцогини де Шатору. С ней вместе к
руководству королем пришла воинственная партия, требовавшая разрыва с
Австрией. Под ее нажимом Людовик в 1740 г. поддержал Пруссию и Баварию в их
войне за Австрийское наследство.
Летом 1741 г. две французские армии перешли Рейн. В ноябре французы
взяли Прагу. Однако в августе 1742 г. австрийцы блокировали ее и принудили
французов отступить. В следующем году умер аббат Флери. Людовик объявил, что
он утомился господством первого министра, которое потворствовало его лени, и
что отныне он решил править сам, подобно Людовику XIV. Действительно, он
стал вести жизнь более деятельную, работал с государственными секретарями и
часто председательствовал в совете. Он имел достойные качества, острый ум и
сильное чувство власти, но непреодолимая слабость характера никогда не
позволяла ему быть самим собой, так что он всегда уступал чужому влиянию. В
го-сударственных советах король обычно выказывал много ума, но никогда не
настаивал на своем мнении. Летом 1743 г. французы отступили к Рейну, а в
сентябре был взят Эгер -- последняя крепость, которой они владели в
Германии. В мае 1744 г. 80-тысячная французская армия, одушевляемая
присутствием короля, вступила в западную Фландрию. В мае--июле были взяты
Менэн, Куртрэ, Фюрн, Ипр и Диксмюйден. Тем временем австрийцы переправились
через Рейн и заняли нижний Эльзас. Узнав об этом, король бросился защищать
опасную лихорадку и слег в постель. Положение Людовика было так плохо, что
все ждали его смерти. Королева поехала навестить мужа, поэтому герцогиня
Шатору, которая до этого неотлучно находилась при короле, должна была
удалиться из лагеря и вскоре скоропостижно скончалась. Ее смерть была полной
неожиданностью для всех. Что касается короля, то дело его вскоре пошло на
поправку. Оправившись от болезни, Людовик переправился через Рейн и три
месяца осаждал Фрейбург. Капитуляция этой крепости в ноябре 1744 г. повлекла
за собой оккупацию австрийской Швабии. Бавария была очищена от неприятеля.
На других фронтах события развивались с переменным успехом. В 1745 г.
командовавший французской армией в Нидерландах Мориц Саксонский осадил
Турне. Желая выручить этот город, голландцы и англичане атаковали в мае
французские позиции. Таким образом на глазах короля и дофина произошла битва
при Фонтенуа. Союзники были оттеснены с поля боя, но не разбиты. В следующем
месяце Людовик торжественно вступил в Турне, Гент и Брюгге. В феврале 1746
г. Мориц овладел Брюсселем. К осени были взяты еще несколько бельгийских
армию на Маасе. В том же году франко-испанская армия потерпела поражение в
Италии у Пьяченцы. Австро-сардинские войска вторглись в Прованс и дошли до
стен Тулона, а затем, потерпев ряд неудач, отступили обратно в Италию. В
апреле 1747 г. Людовик объявил войну Голландии, однако натолкнулся в этой
стране на упорное сопротивление. В Италии французы захватили часть Ниццы, но
Ахене. Людовик вернул австрийской императрице Марии Терезии все ее владения
в Бельгии. Таким образом, Франция не получила в результате этой войны
никаких территориальных приобретений.
Сердечные дела короля в эти годы обстояли следующим образом. Некоторое
время Людовик оплакивал герцогиню Шатору, а потом впал в тягостное уныние. В
задумчивости он вернулся в Париж, где начались торжества по случаю свадьбы
дофина. Здесь в 1745 г. на костюмированном балу Людовик увлекся прелестной
госпожой д"Этиоль, которой вскоре пожаловал титул маркизы де Помпадур. Она
была очень красива и обворожительна, прекрасно музицировала, увлекалась
живописью, была хорошо образована и остроумна. Сблизившись с королем, она
вскоре стала больше чем фавориткой и приобрела такое большое влияние на
Людовика, что на много лет сделалась настоящей некоронованной королевой
Франции. Влияние ее не всегда было положительно для страны, но она,
несомненно, придала блеск царствованию Людовика. Поклонница наук и искусств,
маркиза де Помпадур собрала вокруг себя артистов, писателей, философов и
художников. Она стала законодательницей мод и целых направлений, которые
потом носили ее имя. Власть ее, впрочем, заключалась не столько в ее
очаровании, сколько в удивительном умении разгонять непреодолимую скуку
короля. Она была неистощима на выдумки и первым делом постаралась изменить
всю обстановку его жизни. Из Шу-ази, который стал уже надоедать Людовику,
она вывозила его в Бел-львю -- прекрасный павильон, возникший словно по
волшебству. Здесь все было употреблено для развлечения короля. Всякий день
давались новые празднества и театральные представления. Но более всего
укрепляла кредит маркизы ее неоспоримая способность к делам и старание
уменьшить их бремя для короля. Подобно всем ленивым людям, Людовик имел
обыкновение привязываться к тем, кто нес за него бремя обязанностей. Маркиза
де Помпадур владела для этого совершеннейшим тактом: она старалась не
утомлять короля пустяковыми делами, а проблемы самые затруднительные
представляла ему коротко и ясно, уловив благоприятную минуту, так что работа
становилась для Людовика приятной и легкой. Все это было далеко не простым
делом. Людовик был законченный эгоист и, в сущности, никого не любил, кроме
самого себя. Когда наслаждения растлили его душу, он стал быстро насыщаться
любым удовольствием, всякий раз ему нужны были новые ощущения. Он стал очень
неровен в своих настроениях, подвержен припадкам черной меланхолии, от
которых переходил к разгулу и ужинам, продолжавшимся до утра, к пьянству,
игре и разврату. Начиная с 1751 г. Людовик стал опускаться до мимолетных
связей с простыми наложницами. Его камердинер Ле-бель приводил на свою
квартиру несчастных девушек, проданных их родителями. Как умная женщина,
маркиза понимала, что бесполезно требовать верности от ветреного короля, но
она старалась предоставлять ему таких женщин, которые были бы для него лишь
легким развлечением и не могли стать серьезными соперницами ее собственному
влиянию. При ее содействии в 1755 г. в Оленьем Парке был куплен для короля
дом, где могли помещаться одна-две содержанки с прислугой. Людовик навещал
этот дом тайком под видом польского князя. Здесь же находился родильный дом,
кормилицы и целый штат для тайных наслаждений короля.
Важным последствием войны за Австрийское наследство стала перемена
союзников. Австрия и Франция, в течение трех веков непрерывно враждовавшие
друг с другом, стали сближаться, а прежний союзник -- Фридрих II делался все
более враждебен Людовику. Узнав в январе 1756 г. об англо-прусском военном
союзе, король в мае согласился заключить оборонительный союз с Австрией. Обе
державы обещали друг другу помощь против всякого завоевателя. В конце года к
этому договору присоединилась русская императрица Елизавета. С этими
союзниками Людовик в августе 1756 г. начал Семилетнюю войну против Англии и
Пруссии. В мае 1757 г. маршал Ришелье без труда занял Ганновер и Брауншвейг.
В то же время главная французская армия под начальством Субиза соединилась с
имперской армией на Майне. В ноябре у Росбаха 60-тысячная франко-германская
армия вступила в бой с 20-тысячной прусской и потерпела поражение. В 1758 г.
пруссаки перешли в наступление на Рейне и разбили французов при Крефельде.
Кампания 1759 г., отмеченная несколькими сражениями, была более успешна для
французов, но они не смогли воспользоваться своими победами. Их флот был
разбит англичанами. Это предрешило поражение в колониях. И в Америке, и в
Индии англичане достигли решительных успехов. Канада перешла под их контроль
в 1759 г., а в 1761 г. сдался Пондишери. Кроме того, англичане овладели
Сенегалом, Мартиникой, Гренадой и некоторыми другими островами Вся Франция
проклинала эту войну. Общество по-прежнему недолюбливало австрийцев и
радовалось каждой победе Фридриха. Маркизу де Помпадур, которую считали
виновницей австрийского союза, осуждали во всех слоях общества. Казна была
истощена. В марте 1761 г. французская армия в Европе добилась успеха при
Грюнберге, но летом опять была разбита при Виллингаузене. Выход из войны в
1762 г. России ускорил заключение всеобщего мира. Он был подписан в феврале
1763 г. в Париже и положил конец колониальной империи Франции Все завоевания
англичан в Америке и на Индостане остались за ними.
Франция утратила в этой войне свой военный престиж, свой флот и свои
колонии. На другой год после Парижского мира скончалась маркиза де Помпадур.
Ее смерть мало что изменила в придворной жизни. Сначала думали, что
король отказался от мысли иметь титулованную любовницу и удовлетворится
своими наложницами в Оленьем Парке, но он возвращался оттуда скучным. Прошло
немало времени, прежде чем нашлась замена маркизе. Последней фавориткой
короля в 1768 г. стала графиня дю Барри. Это была женщина очень темного
происхождения, работавшая прежде в парижском модном магазине под именем
"мадемуазель Ланж". Ее восхождение из этого скромного положения было
стремительным и внезапным -- выйдя сначала замуж за развратного графа дю
Барри, она вскоре сделалась любовницей самого короля. Вскоре графиня
приобрела себе Люсьеннский замок и отделала его с фантастической роскошью.
Она обожала тонкий китайский фарфор, гиацинтовые статуэтки с глазами из
жемчуга, залы, украшенные слоновой костью и черным деревом, кашемировые и
индийские ковры, зеркальные будуары, черных грумов и огненных сенегальских
попугаев. Всякий вечер за ужином она поджидала у себя короля и была
прекрасной хозяйкой, неистощимой в изобретении различных развлечении. Только
здесь Людовик еще мог веселиться.
Однако с начала 1774 г. стали замечать сильную перемену в привычках и
умонастроении короля. Он быстро постарел и одряхлел. Глубокая печаль не
покидала его более ни на минуту. С величайшим благоговением он присутствовал
на всех проповедях и строго соблюдал посты. Людовик словно предчувствовал
свой близкий конец. В конце апреля 1774 г., после интрижки с дочерью одного
столяра, он неожиданно заболел. Вскоре на его теле показалась сыпь -- через
оставив своему наследнику огромные государственные долги, множество
нерешенных проблем и королевство, находившееся в затяжном кризисе.
ЛЮДОВИК XV Бурбон (Louis Le Bien-Aime , Людовик Возлюбленный) (15 февраля 1710, Версаль - 10 мая 1774, там же), король Франции с 1 сентября 1715 года. Правнук , младший из оставшихся в живых детей Людовика Бургундского и Марии-Аделаиды Савойской.
Будущий король осиротел в возрасте двух лет: вся его семья погибла от оспы и, как были уверены многие придворные, от некомпетентного лечения. Маленький Людовик был спрятан от врачей преданной воспитательницей, герцогиней де Вантадур. После смерти Людовика XIV в 1715 году пятилетний мальчик становится королем Франции, а регентом - герцог Филипп Орлеанский. Он был предан Людовику, но, желая воспитать наследника величия "Короля-солнце", относился к нему почтительно и отчужденно. Король вырос замкнутым, гордым и одновременно застенчивым человеком. В 1721 году регент объявил о помолвке Людовика с двухлетней кузиной, испанской инфантой, которая прибыла во Францию и жила при дворе в качестве королевской невесты.
После смерти герцога Орлеанского в декабре 1723 году первым министром стал герцог Луи Генрих Конде-Бурбон, который решил женить короля как можно быстрее. Испанская инфанта была еще совсем ребенком и ее отправили обратно домой. Впоследствии она стала португальской королевой. Для Людовика подходящей по возрасту принцессой-католичкой (хотя и старше короля на 7 лет) оказалась Мария Лещинская, дочь бывшего польского короля Станислава Лещинского. Поначалу брак с Лещинской был счастливым: к двадцати семи годам у короля было семеро детей, но общество супруги, бесцветной и заурядной женщины, не удовлетворяло Людовика. Династическая связь со Станиславом Лещинским втянула Францию в неудачную для нее войну за Польское наследство (1733-1738).
Разочаровавшись в жене, король начал заводить любовниц. Вскоре выяснилось, что он способен принимать государственные решения под женским влиянием: так, одна из метресс, маркиза де Вентимий, убедила короля вступить в войну за Австрийское наследство. В 1744 году, выехав к своей армии в Мец, король опасно заболел; чтобы причаститься, он вынужден был согласиться удалить свою любовницу, но, не удовлетворившись этим, церковники заставили его покаяться публично, вывесив к тому же текст покаяния во всех церквах страны. Выздоровев к ликованию народа, именно тогда прозвавшего короля "Возлюбленным", он с отвращением до конца жизни вспоминал об "истории в Меце", сохранив натянутые отношения с церковью.
В 1726 году Конде на посту первого министра заменил кардинал Флери, бывший воспитатель короля; вплоть до его смерти в 1744 году все государственные дела находились в ведении кардинала, хотя в 1743 году король объявил о своем намерении царствовать сомостоятельно. В 1745 году любовницей Людовика стала мадам Помпадур, чье влияние на государственные дела было решающим. Внутренними делами король занимался мало, но на международные пытался влиять с помощью специально организованной (около 1747-1748) тайной службы "Секрет короля", агенты которой состояли при всех европейских дворах. Несмотря на таких умелых и неординарных агентов, как, например, шевалье д"Эон, реально Франция получала мало выгод. В 1756 году не без усилий мадам Помпадур страна вступила в Семилетнюю войну, после которой Франция потеряла свои североамериканские и индийские владения. Другое решение Помпадур - назначение герцога де Шуазель - было более удачным; ему удалось в какой-то степени восстановить военную мощь страны. В 1757 году на Людовика XV было совершено покушение.
После смерти Помпадур ее сменила мадам Дюбарри, не обладавшая даже тем пониманием государственных интересов, которое было у Помпадур; кроме того, существовал целый королевский "гарем" близ Версаля. Несмотря на успешное развитие французской промышленности, огромные траты короля и его любовниц вызывали серьезное недовольство. Состояние финансов было угрожающим. Конфликт с церковью, особенно с иезуитами (изгнаны из Франции в 1764), усугублялся конфликтом с янсенистами внутри самой французской церкви. В последние годы царствования Людовика добавился конфликт с Парижским парламентом, добивавшимся реформ судебной системы, созыва Генеральных штатов и финансовых реформ. Канцлеру Рене де Мопу удалось погасить конфликт, пойдя на отмену продажи судебных должностей, но в целом архаичный феодальный строй не был реформирован. Поощряемое королем падение морали вызывало протест всего общества, ни одна проблема не была решена, а лишь отсрочена, и Людовик, вступивший на престол при полном ликовании всего народа, скончался, всеми ненавидимый, от оспы. Девизом его царствования стала его крылатая фраза: "После нас хоть потоп". Правление Людовика XV знаменует кризис французского абсолютизма.
