Лавров валентин викторович биография. Валентин Лавров: «Литературное творчество — это как любовь. Смотреть что такое "Лавров, Валентин Викторович" в других словарях

30.10.2019

Валентин Викторович, вы писатель, человек с большим воображением. Не возникало ли желания встретить Новый год с каким-нибудь историческим персонажем? Если так, то наверняка вы у него что-нибудь да спросили бы...
- Мне посчастливилось общаться с многими замечательными людьми - от Клавдии Шульженко, Тихона Хренникова, Никиты Богословского, Михаила Жарова, Бориса Тенина, Валентины Толкуновой (кстати, крестной моих детей) до президента СССР Михаила Горбачева и других руководителей государства.
Хотелось бы поговорить со Сталиным. Я листал книги, рукописи сценариев с обширными пометами вождя. Несомненно: это был обаятельный и поразительно умный человек. Мыслил он сильно, улавливал самую сущность вопроса...
Но я спросил бы о другом: «Зачем, Иосиф Виссарионович, вам понадобилось уничтожать собственный народ? Неужели только для того, чтобы оставшихся в живых держать в жутком страхе?» В коммунальной квартире, где я когда-то жил, в четырех семьях были расстреляны трое, а еще трое брошены в концлагеря. Так было и у других. И никто никогда за это не ответил.
- Работая в жанре исторического детектива, вы не раз мысленно переносились в различные эпохи, изучали быт и нравы. В какое время вам хотелось бы жить, и в какой стране?
- В России XIX века. Там мне все понятно и приятно: люди всех сословий, добрые нравы, обычаи, утонченные манеры, дворянская культура. Обязательно посетил бы Ясную Поляну, дабы соприкоснуться с величайшим из людей. И конечно, мой слух услаждал бы сочный, выразительный русский язык, нынче хиреющий, больной.
- Вы прекрасно знаете старую Москву. К каким уголкам столицы вы особенно пристрастны?
- Красные Ворота! Здесь я родился и живу по сей день - на Садовой-Черногрязской. Там, где Каланчевка переходит в Мясницкую. Возвышенное, легкое, словно парящее над окрестностями место. В старину здесь устраивались гулянья. Молодой Петр Первый изрядно повеселился тут на Масленице, ну и сверзся с качелей, сильно повредил ногу, отчего долго хромал.
Напротив метро, там, где теперь автомобильная стоянка, в середине XVIII века по проекту знаменитого Ухтомского воздвигли изумительные по красоте и изяществу Красные ворота. Увы, их снесли в 1928 году... После войны исчез и небольшой трехэтажный домик с полукруглым балконом на углу Садового кольца и Каланчевки, в котором в 1814 году родился великий Лермонтов. Зато сохранился сквер с памятником поэту - со времен царицы Елизаветы Петровны тут располагался рынок, где торговали сеном, углем, дровами.
Справа - Запасной дворец, построенный во время правления Екатерины Второй. На другой стороне улицы находилась усадьба купцов Алексеевых, у которых был сын Константин. В историю театра он вошел под псевдонимом Станиславский. Рядом - Большой Харитоньевский переулок, где во флигеле Юсуповского дворца с родителями жил малолетний Саша Пушкин.
- Хочется услышать рассказ о вашем довоенном детстве, квартире, где вы жили. Чем увлекались дети того времени, во что играли?
- В нашем громадном доме 3б по Садовой-Черногрязской было 208 квартир. И в каждой жило по шесть-восемь семей. Дети были почти в каждой комнатушке, так что наши три обширных двора с утра до вечера были заполнены ребятней. Футбол, волейбол, городки, чеканка, салочки, казаки-разбойники. Для девочек классики и прыжки через веревочку, для мальчиков на заднем тихом дворе, подальше от родительских глаз, - на деньги пристеночка и расшиши. Летом по вечерам выносили патефон, и старшие ребята и девчата под открытым небом устраивали танцы.
Домоуправление оборудовало примитивный, но очень посещаемый гимнастический городок. С 10 ноября во всей Москве открывались катки. Мы ходили на Чистые пруды, где несколько сотен человек носились под музыку, преимущественно из оперетт.
С 1947 года по распоряжению Моссовета во всех дворах начали заливать катки, а в декабре ставили елки, украшали разноцветными лампами и игрушками.
- Судя по некоторым воспоминаниям, перед войной люди жили довольно сносно. Это иллюзия или так было на самом деле?
- Скудным было житие, доложу вам. Ну какая радость толкаться тридцати соседям, как у нас, в квартире с одним туалетом и ванной? А как готовить на такую ораву на двух небольших газовых плитах? Кстати, детей мыли вечерами на кухне, поскольку здесь было теплее, чем в ванной, где газовая колонка работала с перебоями.
А стирка и сушка? Ну летом сушили во дворе, но отойти и на минуту было нельзя, - сопрут вещички непременно! Скажу удивительное: прожив двадцать шесть лет в нашей квартире №2, не помню ни одного скандала. Все были доброжелательны, старались помогать друг другу.
- Первый день войны. Вам шесть лет. Что-то запомнилось?
- У меня поразительно ранняя память. В своей мемуарной книге «Золотой червонец» я писал, что помню, как учился говорить - мне было чуть больше года... Впрочем, Толстой запомнил, как ущемляли его свободу - закутывали в пеленку!
22 июня, пообедав, я собрался идти во двор, но в прихожей столпились соседи. Староста квартиры, главный конструктор кондитерской фабрики «Красный Октябрь» Нестеров торжественно произнес: «Товарищи, началась война. С кем? С германцами!» Соседи удивленно качали головой: «Не может быть! Ведь мы с ними дружим!» Но на меня новость не произвела сильного впечатления.
- Что было потом?
- Воздушные тревоги - сначала учебные, когда все спускались в подвал. Но уже дней через десять после начала войны началась эвакуация детей из Москвы. Так мы с бабушкой оказались в Чувашии, в чудном местечке - селе Ильинском, на правом берегу Волги. Здесь было прекрасно! Мед, горячий хлеб собственной выпечки, суп из баранины, свежий воздух, игры с утра до ночи, полное раздолье! Войны словно не было.
Но - ужас! - в начале октября отец потребовал нашего возвращения в Москву. Авиазавод №315, где он работал инженером, собирались эвакуировать в Пермь. И непрактичный отец пожелал, чтобы семья была вместе. Зачем? Я этого так и не понял, ибо в Перми свирепствовали холод, голод, болезни.
Одна незабвенная радость: наша хозяйка тетя Поля работала в театре, куда эвакуировали Ленинградский театр оперы и балета. Спасибо ей, я был постоянным гостем в чарующем мире музыки! «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Дубровский», «Чародейка», «Щелкунчик», «Жизель» - праздничная обстановка среди страшных голодных будней.
В Москву мы вернулись в апреле сорок третьего, и тут мне жизнь показалась раем. Впервые за полтора года я увидал белый хлеб! Его ел мальчик, мать которого работала газировщицей. В Москве еды было куда больше, чем в Перми. Здесь даже мороженое продавали - 30 рублей пачка, четверть - 7 рублей 50 копеек. Лакомство невероятное! Я думал: «Хорошо Сталину! Он целый день ест мороженое».
- Вы вскользь упомянули отца. Известного футболиста, забившего первый гол в чемпионатах СССР, выигравшего в 1936 году Кубок страны...
- Отец всю жизнь был предан «Локомотиву», хотя его пытались переманить в другие, более сильные команды, в том числе в ЦДКА. Армейское руководство предложило нам двухкомнатную квартиру на Новопесчаной улице. Но отец предпочел остаться с семьей в скромной 14-метровой комнате в коммуналке. Его аргументы были просты: «Как я могу уйти из «Локомотива», если он меня воспитал?»
- Когда вы начали печататься?
- Сразу после школы. В 1954 году в «Вечерней Москве» появился мой первый фельетон. С тех пор прошло 60 лет. Юбилей!
- Ваша первая книга «Холодная осень» - о судьбе Бунина - вышла, когда вам было 53 года. В этом возрасте на счету других писателей уже десятки романов...
- Бунин утверждал: «Писателем становиться надо лишь в зрелом возрасте, когда накоплен жизненный опыт и обретена некоторая мудрость». Это очень правильно, ибо хороший писатель - учитель этой самой мудрости. Хорошая книга возвышает душу, указывает верный жизненный путь! Плохой книгой лучше не засорять мозги.
Долгие годы я посвятил педагогике. Уже в 21 год стал тренером по боксу, вырастил нескольких мастеров спорта. Среди них такой известный боец, как Лев Чеманков. Позже некоторое время работал учителем в сельской школе села Муриково, в Волоколамском районе. И два десятка лет преподавал в художественном ПТУ №64, недалеко от Рижского вокзала в Москве. Трижды признавался лучшим учителем в системе профтехобразования.
Постоянно и кропотливо изучал историю, и в частности историю русской эмиграции. Так что, прежде чем написать книгу о великом Бунине, я сделал о нем 52 (!) публикации в газетах и журналах. В основном это были неизвестные прежде автографы Ивана Алексеевича и неизученные страницы его жизни. На это потратил более 25 лет. Но зато изучил жизнь писателя день за днем!
- Положа руку на сердце: вы собирались становиться писателем? Или все вышло случайно?
- Этот легкомысленный поступок я обдумал еще в детстве. С младших классов читал классиков, делал выписки любопытных слов, понравившихся мыслей, удачно построенных предложений. Хранил десятки исписанных тетрадей: Толстой, Державин, Гоголь, Лесков, а Горький (ах какой талантище!) - к сожалению, изломанный, манерный! И еще Горбунов, певец купеческой жизни - чудо-писатель, а его совсем забыли, к сожалению. Ну Шмелев и Бунин, конечно. Это и были мои замечательные университеты, мои учителя. Выше русской классической литературы XIX века ничего нет!
- Ваши библиофильские пристрастия отразились на писательской работе?
- Безусловно! Я много лет работал в спецхранах, отделах рукописей, отыскивая необходимые материалы. Когда писал книгу об Иване Алексеевиче Бунине, тщательно изучил эмигрантскую периодику, в первую очередь парижские «Последние новости», самую крупную и читаемую в русском зарубежье газету.
Это был громадный, но необходимый труд. И все же, не будь я библиофилом, я никогда не стал бы писателем. Скажем, автографы Бунина я собирал как библиофил. Это письма, рукописи, дарственные надписи на книгах. Великий писатель открылся мне совсем не таким, каким изображали его в советской литературе: сухим, эгоистичным, надменным. Я видел его чище, благородней, возвышенней. Захотелось поведать людям правду, как я ее понимал.
- А вы могли бы назвать писателя, который руководствовался бы подобным приемом - изначально опирался бы на достоверные исторические материалы?
- Самый яркий пример - Алексей Толстой. Его лучшая книга «Петр Первый». Алексей Николаевич строго следовал канве хорошо известного историкам труда Николая Устрялова - «История царствования Петра Великого», вышедшего в пяти томах в 1858-1859 годах. Кстати, последний том «Царевич Алексей Петрович» означен как шестой, ибо пятый должен был содержать географические карты. Но он якобы не вышел. Хотя легендарный потомственный букинист Александр Иванович Фадеев мне говорил, что ему два раза попадался том, который «не вышел».
- Валентин Викторович, какая ваша книга любима больше всего? Понимаю, что все они родные, но все же...
- Я написал около 30 книг, переизданных 89 раз. Скажем, «Граф Соколов - гений сыска», «Блуд на крови», «Кровавая плаха» переиздавались по десять раз. Но наиболее дорог мне изданный лишь однажды - в 2004 году - исторический роман «Эшафот и деньги». В нем я раскрываю истоки экстремизма начала прошлого века. Думаю, этот роман остается злободневным и сегодня.
Что сейчас пишу? На излюбленную тему - об увлекательных поисках книжных редкостей и судьбах этих находок: «Книжная лихорадка», «Любимец богов», «Книгами голова полна»...
Всем читателям, дорогим коллегам-учителям, пожелаю прививать ученикам любовь к русской классической литературе. И еще терпения, бесконечной доброты к молодому поколению. Впрочем, Лев Толстой гениально заметил: все дело воспитания других сводится к воспитанию самих себя...
Счастья вам в новом году!

Сын популярного довоенного футболиста Виктора Лаврова («Локомотив» Москва). В 1950-е годы был известным боксёром ; окончил Государственный институт физкультуры. Первая профессия - тренер по боксу.

С 19 лет (сентябрь ) печатался в газетах и журналах (около 1000 публикаций) - фельетоны, репортажи, интервью, рассказы о редких книгах. В январе в издательстве «Молодая гвардия » вышла первая книга - «Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции».

С года в издательстве «Книга» выходит 6-томная фундаментальная антология «Литература русского зарубежья » (Лавров - составитель, автор примечаний).

С по годы в газете «Московский комсомолец » еженедельно печатаются книги Лаврова - исторические детективы , написанные на основе архивных материалов: «Кровавая плаха», «Блуд на крови», «Тайны двора Государева», сериал «Граф Соколов - гений сыска» и другие - всего восемь книг. Эти произведения пользовались успехом. Многие выходили в свет по восемь-девять изданий.

В 1994 году увидел свет исторический роман «Катастрофа» - о судьбе русской эмиграции после революции (всего четыре издания).

Валентин Лавров - Лауреат Государственной премии МВД, Шолоховской премии, премии «Аркадия Кошко» за лучший детектив года и др.

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Лавров, Валентин Викторович" в других словарях:

- (род. 2 мая 1935г.) русский литературовед и писатель; академик РАЕН, профессор. Автор 21 книги, в переизданиях до декабря 2007 68 книг. Биография Сын популярного довоенного футболиста Виктора Лаврова («Локомотив»). В 1950 е годы был известным… … Википедия

Валентин Викторович Лавров (род. 2 мая 1935г.) русский литературовед и писатель; академик РАЕН, профессор. Автор 21 книги, в переизданиях до декабря 2007 68 книг. Биография Сын популярного довоенного футболиста Виктора Лаврова («Локомотив»). В… … Википедия

Содержание 1 Мужчины 1.1 A 1.2 В 1.3 Г … Википедия

Содержание 1 1980 2 1981 3 1982 4 1983 5 1984 6 1985 … Википедия

Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей … Википедия

Содержание 1 1941 2 1942 3 1943 4 1946 4.1 Премии … Википедия

- … Википедия

Полный список действительных членов Академии наук (Петербургской Академии наук, Императорской Академии наук, Императорской Санкт Петербургской Академии Наук, Академии наук СССР, Российской академии наук). # А Б В Г Д Е Ё Ж З … Википедия

Книги

Книжная лихорадка. Москва вторая половина ХХ века. Печатные сокровища, библиофилы, букинисты , Лавров Валентин Викторович. Более чем полвека автор был причастен к библиофильству, которое только для непосвященного может…

Валентин Викторович ЛАВРОВ
(род. 1935)

Валентин Викторович Лавров (род. 1935) - русский литературовед и писатель; академик РАЕН, профессор. Автор 21 книги, в переизданиях до декабря 2007 - 68 книг.
Сын популярного довоенного футболиста Виктора Лаврова («Локомотив»). В 1950-е годы был известным боксёром; окончил Государственный институт физкультуры. Первая профессия - тренер по боксу.
С 19 лет (сентябрь 1954) печатался в газетах и журналах (около 1000 публикаций) - фельетоны, репортажи, интервью, рассказы о редких книгах. В январе 1989 в издательстве «Молодая гвардия» вышла первая книга - «Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции».
С 1990 года в издательстве «Книга» выходит 6-томная фундаментальная антология «Литература русского зарубежья» (Лавров - составитель, автор примечаний).
С 1990 по 1998 годы в газете «Московский комсомолец» еженедельно печатаются книги Лаврова - исторические детективы, написанные на основе архивных материалов: «Кровавая плаха», «Блуд на крови», «Тайны двора Государева», сериал «Граф Соколов - гений сыска» и другие - всего восемь книг. Эти произведения пользовались успехом. Многие выходили в свет по восемь-девять изданий.
В 1994 году увидел свет исторический роман «Катастрофа» - о судьбе русской эмиграции после захвата власти большевиками (всего четыре издания).
Валентин Лавров - Лауреат Государственной премии МВД, Шолоховской премии, премии «Аркадия Кошко» за лучший детектив года и др.
(Из «Википедии» )

Роман-хроника "Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции 1920-1953 гг." - прислал Давид Титиевский

Аннатоция издательства:
Имя И. А. Бунина - одно из самых славных в истории русской литературы. Его жизнь полна острейших драматических поворотов. Судьба то поднимала писателя на гребень мировой славы, то заставляла влачить жалкое существование на чужбине. В настоящей книге впервые подробно рассказывается о жизни Бунина за рубежом на пестром фоне литературной и политической эмиграции. Книга содержит множество новых документов - дневниковых записей, писем Бунина, воспоминаний о нем.

С. Боровиков: Михаил Рощин. Князь. Книга об Иване Бунине, русском писателе
"Метод, которым сработана книга "Князь", некогда сформулировала Татьяна Толстая: "клеем и ножницами". Что ж, и коллаж, вероятно, правомерен в литературе, но не надо бы гримировать его под нечто иное. Подобные книги выходили и выходят, скажем, о Бунине была Валентина Лаврова "Холодная осень", худшая тем, что Лавров, в отличие от Рощина, по мере своих слабых сил, ещё и беллетризовал текст, что было вовсе ужасно."

Фрагменты из книги:

"- Надо, чтобы каждый грамотный читал Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова. А то пошла мода на всяких декадентов, от них лишь распад слова, его разрушение, его сокровенного смысла, звука и веса, - говорил Иван Алексеевич Буковецкому. - Встречаю я вчера Осиповича, писатель все-таки. Спрашиваю:
- Вы домой? Он отвечает:
- Отнюдь!
Как я ему растолкую, что так по-русски не говорят? Не понимает, не чует. Он спрашивает:
- А как же надо сказать? По-вашему, отнюдь нет? Но какая разница?
«Разницы он не понимает. Ему, конечно, простительно, он одессит. Простительно еще и потому, что в конце концов он скромно сознается в этом и обещает запомнить, что надо говорить «отнюдь нет». А какое невероятное количество теперь в литературе самоуверенных наглецов, мнящих себя страшными знатоками слова! Сколько поклонников старинного («ядреного и сочного») народного языка, словечка в простоте не говорящих, изнуряющих своей архирусскостью!
Последнее (после всех интернациональных «исканий», то есть каких-то младотурецких подражаний всем западным образцам) начинает входить в большую моду. Сколько стихотворцев и прозаиков делают тошнотворным русский язык, беря драгоценные народные сказания, сказки, «словеса золотые» и бесстыдно выдавая их за свои, оскверняя их пересказом на свой лад и своими прибавками, роясь в областных словарях и составляя по ним какую-то похабнейшую в своем архируссизме смесь, на которой никто и никогда на Руси не говорил и которую даже читать невозможно! Как носились в московских и петербургских салонах с разными Клюевыми и Есениными, даже и одевавшимися под странников и добрых молодцев, распевавших в нос «о свечечках» и «речечках» или прикидывавшихся «разудалыми головушками»!"

"Соседство с Мережковскими скоро надоело. Они любили твердить о «высоком умственном напряжении», в котором якобы постоянно живут. Но вблизи оказалось, что никакого напряжения нет. Они больше всего говорили о деньгах, о чужой бездарности, о еде и прочих пустяках. Правда, Зинаида Николаевна любила спорить, но эта любовь, по выражению Веры Николаевны, была «спортивной»."

"...Бунин записал в дневник слова, которые много объясняют в его характере:
Тот, кто называется «поэт», должен быть чувствуем, как человек редкий по уму, вкусу, стремлениям и т. д. Только в этом случае я могу слушать его интимное, любовное и проч. На что же мне нужны излияния души дурака, плебея, лакея, даже физически представляющегося мне противным? Вообще раз писатель сделал так, что потерял мое уважение, что я ему не верю - он пропал для меня. И это делают иногда две-три строки..."

"Путь в Стокгольм лежал через Германию, в которой ребята в коричневых рубахах стремительно внедряли «новый порядок». Штурмовики деловито прохаживались по перронам, а маленькие детишки, завидев поезд, вскидывали ручонки в фашистском приветствии.
В Гамбурге пришлось заночевать. «Герр обер» в ресторане предложил им лишь сосиски с капустой, зато на каждом столике - флажки со свастикой. Недалеко от вокзала Бунин увидал человека в приличном черном пальто с барашковым воротником. Он продавал тощие букетики хризантем. На носу жалко дрожало золотое пенсне.
- Вы еврей?
Вопрос заставил человечка вздрогнуть. Но, увидав, что перед ним иностранцы, он ответил на французском языке: «Бывший профессор права...» Бунин положил в корзину крупную купюру."